– это всегда наличное действие, которое не может быть незаметным и автоматическим), и суждения о том, что договор купли-продажи заключается с условием отчуждения, которое якобы может и не случиться (что также невозможно, так как не может заключаться договор об отчуждении вещи с условием, что отчуждение может не состояться. Противоречит этому и такой важный факт современного права, как типизация договоров именно в части договоров с отчуждательным эффектом[54]).

Как уже говорилось вначале, возвращение к первоначальному и, думаю, более точному пониманию сделки, существовавшему до возникновения вещного договора с его многочисленными косвенными эффектами (представим себе, что мы вернулись в первую половину XIX в.), позволяет по-новому подойти к известным тупиковым проблемам договора.

Обозначенные выше варианты сделок, различающиеся по их действию, как можно видеть, не различаются принципиально, ведь главный эффект сделки – разрешение стороны на создание для нее обязанностей и лишение ее прав действиями другого лица либо иным образом помимо ее воли.

Мы могли убедиться также, что проявившаяся таким образом сила сделки для возникновения/прекращения прав и обязанностей нуждается в поддержке правопорядка, вмешательство которого только и возможно потому, что сделка состоялась и разрешает такое вмешательство.

Тот (вообще говоря, бесспорный) факт, что только правопорядок в конечном счете и создает права/обязанности позволяет, например, разрешить еще одну частную дискуссию – о возникновении права у добросовестного приобретателя. Если предположить, что отчуждатель передает ему это право, то, как многие полагают, приходится делать исключение из правила: никто не может передать прав больше, чем имеет (общая почва у идеи об исключении из указанного правила и у концепта вещного договора состоит, как нетрудно видеть, в том, что источником права ошибочно полагается одна только воля продавца). На самом деле исключения из обозначенного правила здесь и в других аналогичных случаях нет: право создается у покупателя не продавцом, а правопорядком (при этом оно им же и отбирается у собственника, если он есть). При этом мы видим, что проблема решается за рамками сделки средствами позитивного права и источник ее лежит в законе, а никак не в воле сторон сделки, которая остается все той же[55]. Но здесь на самом деле затрагивается иной принцип, о котором мы постоянно говорим: никто не может быть лишен права помимо его воли. Если уточнить его содержание (а надо заметить, что юристы, конечно, не отрицая его, весьма мало им занимаются, что также показательно для понимания нашего предмета[56]) с учетом действия добросовестности (т. е. за пределами действительной сделки), то он может быть сформулирован так, что никто не может намеренно лишить другое лицо права помимо его воли. Именно этот принцип ограничивает объективное право, правопорядок, и преодоление его в механизме приобретения по давности без доброй совести является, как известно, серьезным вопросом правовой политики, но никак не определения наличия воли в сделке, которая заведомо никаких прав в данном случае дать не может.

Применительно к установлению обязанностей для иного лица (также за пределами сделки) действие указанного принципа проявляется, например, в норме п. 4 ст. 1109 ГК РФ, вводящей исключение для обязательства о неосновательном обогащении из исполнения недолжного при понимании отсутствия обязательства: очевидно, что тем самым исключается намеренное создание обязательства иному лицу помимо его воли. Тот же принцип объясняет и содержание норм об обязательствах, возникающих вследствие действий в чужом интересе без поручения, – именно отсутствие намерения создать обязательства иному лицу, а точнее, наличие иного намерения, например предотвращение вреда и т. д., позволяет создать соответствующее обязательство