– Рая, я и не думал, что он куда-нибудь со двора уйдет, – виновато сказал дядя Карим. – Ну, гуляет и гуляет, как всегда. А потом вижу, чего-то долго не возвращается. Я во двор, а его нигде нет… Я туда-сюда – нету. А он вон куда намылился! Додумался же, а? Ну, и что нам с ней делать, с этой твоей елкой?

– Поставить ее в комнате и нарядить, – подсказал я дяде Кариму.

– Да подождите вы с елкой, надо же ребенку раздеться сначала, он уже весь мокрый от снега, – запричитала мама, и тут же, усадив меня на табуретку, стала расстегивать на мне пальтецо, стаскивать валенки…

Скоро я, выкупанный в теплой воде с горчичным порошком и докрасна растертый полотенцем, сидел на кухне и пил горячий чай с малиной. А дядя Карим хлопотал с елкой, устанавливая ее в центре самой большой комнаты.

Он, конечно, хватился ножовки, когда взялся сооружать крестовину. И даже не упрекнул меня, когда узнал, что я потерял ее в лесу («Ладно, ладно, племяш, хоть сам вернулся жив-здоров!»), а попросил инструмент у соседей.

Тут и девчонки из школы пришли. Сколько было радостного визга, когда они увидели елочку, расправившую все свои пушистые и не очень ветви (сломанные дядя Карим как-то подвязал) посреди гостиной! Они, даже не переодевшись, тут же бросились ее украшать фантиками из своей коллекции, ватными «снежинками», разноцветными лентами бантов. А пришедшая к вечеру с работы тетя Ася вытащила припрятанные к Новому году шоколадные конфеты и позволила немалую часть их также развесить на елке.

И, конечно же, в центре внимания в тот вечер была не только елка…

Папка, милиционеры и заяц

Мама с папой ушли на индийский фильм в наш сельский клуб. Мы дома остались втроем – три брата, мал мала меньше. Впрочем, я-то уже учился в третьем классе и был, естественно, сейчас дома за старшего. Среднему братцу в школу предстояло пойти в будущем году, ну а самый младший вообще только недавно начал говорить.

Так вот, сижу я, значит, за столом, что-то рисуя и время от времени для порядка поглядывая в сторону братьев, играющих на полу. За окнами уже серели вечерние сумерки, на улицах установилась тишина, нарушаемая лишь редким побрехиванием собак. И тут слышу, машина прогудела и замолчала у нашего двора. А вот и в дверь стучатся (я, как мне и наказали родители, запер ее в сенях на щеколду).

Малыши прекратили свою возню, уставились на кухонную дверь, из-за которой и доносился приглушенный стук из сеней.

– Сидите на месте! – велел я своим братцам, а сам пошел в сенцы, нашарил выключатель и включил свет. Вот снова стук. Настойчивый такой и в то же время, я бы сказал, вежливый.

– Кто там? – отважно спросил я, стараясь говорить басом.

– А взрослые дома есть? – спросили меня в ответ незнакомым сиплым голосом.

– Нет, в кино ушли, – сказал я. – А вы кто?

– Мы из милиции, – ответили мне из-за двери. – Открывай, мальчик, поговорить надо.

Вот это новость – из милиции! Как интересно!!

Я открыл дверь. За ней стояли двое дядек. Один в милицейской форме повыше второго, в пиджаке и обычных брюках. Тот, который в пиджаке, улыбнулся.

– Ну что, пустишь нас в дом?

– Да заходите! – пожал я плечами. По их виду было понятно, что они зашли бы из без приглашения.

Я прошел в дом, эти двое протопали за мной. Мои братья, все так же возившиеся на полу, с любопытством уставились на незнакомцев.

– Привет, пацаны! – осклабился который в пиджаке. А тот, что в кителе и фуражке, оставался серьезным. Он обежал глазами наше нехитрое жилище, подошел к горячей еще печке, поднял крышку со сковородки.

– О, котлеты на ужин были, да? – уважительно сказал он. – Видите, Николай Петрович – котлеты. И похоже, из говядины.