– В горах нужно быть осторожным и обязательно соблюдать технику безопасности, – изрёк наконец Шампуньзе. – Иначе горы не пощадят. Они же насквозь мёртвые. Им плевать на живых. Насекомые, люди, животные – горам всё одно, у них своя мораль. Запомните это.

Пауза, причём выразительная, театральная.

– Кстати, у меня был случай в семнадцатом году, – продолжил предводитель, – очень показательный. Вот представьте: девушка красивая идёт вдоль берега, по тропинке, прямо под скалой. И вдруг камнепад начинается. А я как раз стирался у сероводородного источника. Вижу: беда может приключиться с ней. Я машу руками, кричу: «Эй! Спасайся! Прыгай в сторону!» А ей по фигу. Не обращает никакого внимания: музыку в плеере слушает. Идёт себе дальше и песенку напевает, как Винни-Пух: «Пум-пурум-карам-опилки…» И вдруг – «бах!», прямо в темечко камень ей попал. Камушек такой крепенький, с куриное яйцо щебёнка. – Шампуньзе показал нам свой здоровенный кулак.

– Насмерть её? – спросила Галя.

– В ту же секунду! Даже не мучилась! – Шампуньзе посмотрел куда-то вверх и многозначительно добавил: – А ведь человека погубить не так просто. Горы… Кавказские горы.

Мы все невольно отошли ближе к Чёрному морю. А может, Шампуньзе попросил нас это сделать, точно не помню, но такое вполне могло быть. Шампуньзе в каком-то смысле манипулировал нами, он умел работать с толпой.

– Удивительные тут места, конечно, энергетические, – философски заметил предводитель. Он стоял по щиколотку в воде. – Пожив здесь, насытившись местной энергией, я теперь многое стал чувствовать иначе. В этих местах у меня открылись… как бы это лучше сказать… паранормальные способности. Я теперь чувствую молнии.

– Ничего себе. – Иуда приоткрыл рот. – Топ-топ.

– Серьёзно? – удивился я.

В это невозможно было поверить, но и не поверить – нельзя, потому что нас окружали звёзды, море и камни, а внутри нас плескался розовый портвейн вперемешку с водкой.

– В каком смысле: чувствуешь молнии? – ухмыльнулся Ванчоус и обвёл всех взглядом, как бы спрашивая: «Что за чушь?».

– В самом прямом смысле! Без второго дна. У молний запах характерный. Я сразу его чую. Ничего не могу с этим поделать. Чую, и всё тут. Чувства же – не картошка, не выкопаешь. – Шампуньзе ни на кого не обращал внимания, говорил и говорил. – Это особенный запах. Он в носопырку бьёт иголками. Я называю его «резкая свежесть».

– Резкая свежесть? – насмешливо переспросил Ванчоус.

Шампуньзе только ухмыльнулся в ответ. Он ждал этого вопроса.

– Именно, так точно! Как туалетный освежитель. Кстати, что интересно, со мной в шестнадцатом году случай произошёл показательный. Вернее, не со мной, а с моим участием. Сейчас расскажу. – Шампуньзе ударил обеими руками по подлокотникам трона. – Интересно?

В ответ – молчание. Значит, согласие.

– Ага. Ну так вот, сидел я здесь однажды, на этом самом троне, смотрел на море, семечки грыз. Вижу: девушка идёт симпатичная. А небо хмурилось тогда, громом бурчало, даже мини-молнии проскакивали. И вдруг чую носопыркой резкий запах, вроде освежителя воздуха с ароматом сирени. А я же терпеть его не могу, ещё по цивильной жизни. В общем, сразу я почуял, что опасность где-то рядом летает. Я вскочил с трона и бросился к девушке, чтоб оттолкнуть её. Как вдруг «бах!»: молния ей прямо в черепок ударила. Я насквозь его увидел! Волосы у неё дыбом встали, а из пальцев искры полетели. Дымиться начала она, как торфяник.

– Насмерть её? – спросила теперь Маша.

– В ту же секунду. Даже не мучилась, – повторил Шампуньзе и вытащил из кармана пачку семечек. – Будете?

Все отказались, но Шампуньзе это нисколько не смутило. Он продолжил травить джанхотские байки, потягивая портвешок, а теперь ещё и лузгая семечки. Вскоре девушки начали клевать носом.