Как раз уйду ото всех разговоров, допросов, опросов… Главное, чтобы он не вспомнил Питера.

– Было бы здорово, – отвечает, улыбаясь, мама, смущаясь, как первоклашка.

Маме нравится Марк. И это так здорово видеть в ее глазах счастье, а не слезы и круглосуточные недовольства.

Я оставляю их вдвоем, начиная доставать продукты и разводить жидкое тесто для тонких блинчиков. Искоса я поглядываю за ними. Они смотрят фотографии на его телефоне, которые имеют связь с деятельностью Марка по выработке им концепции стиля в форме его дипломного проекта. Я краем уха слышу, что он, будучи студентом, защитил на «отлично» этот проект, ловко продемонстрировав его аттестационной комиссии.

Редко встречаю мужчин, которым нравилась бы сфера моды, поэтому нам с Марком тоже есть, что обсудить.

Я смазываю кокосовым маслом поверхность блинной сковороды и приступаю к выпечке.

Неужели это и вправду тот самый Марк Стоун? Пора начать верить в судьбу. Разве бывает в мире так? Мы с мамой, боже, уехали на край света, подальше от родного дома, вернее бывшего родного дома, но в один день встретили Джексона и Марка, теней из прошлого. О каком совпадении идет речь? Нет.

– Она так изменилась… – исходит от Марка.

– Да, – отвечает мама, добавляя, – горжусь ею. И тоже помню ее крошкой, так быстро растут дети… – с грустью говорит она. Я чувствую их взгляды на себе. Неловко.

– Я ее помню на той фотосъемке… – Началось. Я, держа себя в руках, переворачиваю блинчик, не заостряя внимания на его словах. – Они были у меня с парнем. Как же его… – почесывает он затылок. – Вспомнил. Питер.

Меня сотрясает чья-то мощная рука, оттого половник, которым я разливаю тесто на сковороду, падает на паркетный пол, разбрызгивая в округе капли светлой жидкости. Я знала, я интуитивно предполагала, что он обязательно скажет об этом. Нет… нет… нет…

Ту фотосъемку, после которой я чуть ли не попрощалась со своей жизнью, трудно забыть.

Меня вскруживает в сторону, я поднимаю упавший прибор, держась за столешницу, чтобы не упасть. И снова. В моей голове – воспоминания, связанные с Питером, моим братом… и… Мне казалось, что я больше не вернусь в памяти к прошлому, но я ошибалась… Попытки забыть всё – безуспешны.

Я бросаю взгляд на маму, которая по положению тела и взгляду заметно напряглась.

– Дочь, что там у тебя?

– Всё… – сглатываю я, – всё, всё хорошо… – выговариваю, натягивая улыбку.

– Милана у нас не только успевает в модельном агентстве, но ещё и учится на психолога, пишет книгу, – мама отходит от сообщенных слов Марком, меняя тему.

– Мам, – кричу я, дабы наверняка увести Марка от разговора о прошлом, – не преувеличивай! Лучше расскажи о себе.

– А я не преувеличиваю! – восклицает мама, в голосе которой я нахожу незначительную тревогу. – Хочу, чтобы все знали, какая у меня талантливая дочь.

– Да, мама права. Так и есть! – поддакивает Марк. – Ты последовала моему совету и подстригла челку?

– Да! – смеюсь я. Вот это память. Гениально. – И мне очень нравится.

– Ты великолепна. И все же Питер смог завоевать тебя? – Я судорожно глотаю слюну.

Что он привязался к Питеру? Как будто других имён больше нет. На лице у мамы повторно после имени «Питер» появляется грусть, которую она неуверенно прячет под улыбкой.

– У моей дочери бойфренд, которого зовут Даниэль… – Я поднимаю брови вверх.

– Мам! – закатываю я глаза. – Я и сама могу говорить, если что…

– Ооо… – И сам не рад, что спросил. – Я рад за тебя!

Только я не рада за себя… Даниэль славный парень, но я не знаю, как его полюбить и… А, может, я разучилась и вовсе любить? В Сиэтле чувство любви у меня было к обоим парням, а что стало в Мадриде?..