– Где в это время находились пластиканцы, которые готовились к разделению, – продолжил Кушнау мысль аналитика. – Антиматерия времени и зародыши ДНК вступили во взаимодействие с процессом разделения пластиканцев, и началась дисперсия времени, о которой вы говорили, затронув и других посетителей.

– Верно, – согласно кивнул Морсек.

– Подождите, Морсек, как это возможно? – задумчиво спросил Кушнау. – Вы сказали, что авария произошла после того, как случилась аномалия, сбившая транспортник с линии. Я не понимаю.

– Дело в том, что обе эти аномалии, скорее всего, стали следствием других, более ранних. – Морсек расширил карту и прочертил на ней линию от первого до шестого района. – Началось с первого района, где Иригай дал сбой, что увело киборга с намеченного маршрута. Во втором районе тоже что-то произошло, и вот тот рептилоид оказался здесь, хотя для него это прошлое. В третьем районе случилась авария, которая породила эту аномалию здесь, в четвертом, и зацепила Странников, которых мы наблюдаем за столиком. Остаётся понять, как ведут себя аномалии в пятом и шестом районах.

– Но, я так понимаю, на это у нас нет времени? – уточнил Кушнау.

– Да. Если разделение пластиканцев здесь завершится под влиянием темпоральной энергии, аномалия усилится и в скором времени может превратиться в стабильный тоннель искажённого времени, – неутешительно сообщил Морсек.

– Что же нам тогда делать? – взмолился Кушнау, оглядывая помещение, слабеющую на глазах Онежу и худощавого гиганта подле себя.

– Видимо, то, зачем наш отряд и был собран, – сказал Морсек и поднял правую конечность высоко вверх. – Бороться с аномалиями.

Когда-то давно, в прошлых своих воплощениях, память о которых была предана забвению, Кушнау сталкивался и с более сложными ситуациями. Но почему-то сейчас ему хотелось раствориться в золотистом свете Цимцума и навсегда оставить эту чересчур волнительную жизнь. Как это – быть, точнее, не быть каким-то отдельным существом со своими программами и функциями, командами и вечным двигателем несостоятельности? Он не знал, но хотел познать. Трусость это или многоуровневая усталость, пропитавшая его потенциал со времен почти самого основания Цимцума? Нет, он уже давно ничего не боится. Да и как бояться, если главный движущий гуманоидами инстинкт выживания столкнулся с банальной проблемой бессмысленности? Ведь сколько Кушнау ни умирал, его потенциал неизменно оказывался в Цимцуме, и запускался новый цикл жизней, желаний, страданий.

Дрожь пробежала по телу от воспоминаний. В одной из прошлых его жизней на Изнанке Кушнау возглавлял флот дронов-пожирателей материи. Он вспомнил свою интеграцию с жужжащими созданиями, которые аннигилировали миры: планету за планетой, звёздные системы, галактики, скопления. А когда всё было уничтожено, они вернулись в Цимцум. Кушнау помнил каждую форму жизни, аннигилированную по его приказу. Они были «неправильные», в тех мирах было много ошибок, жизнь страдала и не могла продвинуться в своей главной цели – эволюции к свету. Но они были живы. Кушнау думал, что освобождает потенциалы, чтобы они вернулись в лоно Цимцума. Только вот свободы здесь нет. Работаешь, копишь силы, а потом очередная поездка на Изнанку, и как бы хорошо там ни было – а может, и плохо, – ты всё равно возвращаешься. Круг замыкается. Некоторые глупцы думают, что могут покинуть вечное циркулирование энергии и стать истинно свободными, но этого не происходит. Ни с кем.

Так, может быть, эта аномалия – шанс? Единственная возможность разорвать связь вечного энерговорота? Стоит всего лишь остановиться, ничего не делать, позволить аномалии взять верх. Совету он потом скажет, что не справился, и попросит об окончательной дезинтеграции. Кушнау погрузился в желанное им сейчас ощущение небытия, однако тяжёлая конечность Морсека выдернула его в реальность.