Павел с медсестрой лихо подкатил к своему дому, резко затормозил, заглушил двигатель, и в тот же момент оба ясно расслышали крик младенца, заявившего о своём появлении на свет. Дарья виновато посмотрела на вошедших и счастливо улыбнулась:

– Не дождалась, Наталья Юрьевна, моего торопыгу только за смертью посылать!

Павлу оставалось лишь соглашаться: он действительно не успел – за пятнадцать минут, потраченных на доставку фельдшера, любимая жена превратила его в счастливого отца девятого ребёнка. Родилась здоровенькая рыжеволосая девочка.

– Ой, какая яркая! – удивился Павел,– до сих пор рыжее меня во всей деревне не было, аж глаза режет! Сдаюсь, уступаю первенство!

Через два часа Наталья засобиралась домой. Могла бы уйти и раньше, роды прошли благополучно, но Павел запротестовал, заявляя, что просто так они с женой её ни за что не отпустят, ведь это не просто седьмое ноября, а двойной праздник, который надо обязательно отметить.

– Слушай, мать, давай назовём дочку Натальей, в честь нашего фельдшера, пусть растёт такая же добрая и отзывчивая, и красивая, – добавил он, смутившись.

– Давай, – с радостью согласилась Дарья,– мне тоже это имя нравиться, пусть будет такая же красавица и такая же счастливая, как наша Наталья Юрьевна, только с рыжими косами, а не с тёмными. Доставай, Павел, свою заначку.

Наталья могла ожидать что угодно, но не шампанское.

– Уму непостижимо, где же ты достал его в такой глуши?

– Достал вот, – гордо улыбнулся Павел, – брат из Москвы привёз. Специально для этого случая.

Хлопок из бутылки шампанского для новорождённой Натальи Павловны Дорожкиной, появившейся на свет в тридцать пятую годовщину Октябрьской революции, прозвучал как праздничный салют.

Когда Наталья сняла с вешалки своё пальто, Павел тоже взялся за телогрейку.

– Минуточку, Наталья Юрьевна, обратно полетим на моей ракете по той же траектории.

– Тогда уши ватой заткну,– пошутила Наталья,– от этой ракеты оглохнуть можно.

Попрощавшись с роженицей и взглянув ещё раз на спящую малышку, Наталья вышла за дверь. Мотоцикл сорвался с места и с рёвом понёсся по улице, распространяя в свежем, морозном воздухе запах выхлопных газов. Лихо затормозив, Павел остановился у самой калитки.

– Спасибо, Наталья Юрьевна, извините, что в выходной день вас подняли.

– Спасибо говори своей жене. Надеюсь, что не последний раз по такому поводу меня побеспокоили. Ты к моему дому дорогу знаешь, через год-другой опять прилетишь на своей ракете, где девять, там и десять,– пошутила Наталья, – так что заказывай московскому брату ещё шампанское, – и спохватилась:– Ой, надо было в магазин зайти, как же я забыла. Да ладно, – она махнула рукой и улыбнулась Павлу, – схожу потом. – И скрылась за дверью.

– Вот, растяпа! – спохватился Павел,– надо было свозить её в магазин, и как я не догадался.

Он завёл мотоцикл, развернулся, подъехал к калитке, заглушил двигатель и направился вслед за фельдшером, не желая оставаться неблагодарным.

Открыв дверь в сени, он остолбенел: Наталья Юрьевна лежала на полу в луже крови, а Семён с обезумевшими, белыми от злости глазами, сидя на безжизненном теле жены, с нечеловеческой быстротой колотил по её голове суковатым берёзовым поленом, разбрызгивая во все стороны кровавое месиво.

Павел одним прыжком мгновенно обрушился на Семёна всем своим весом. Тренированному кузнецу с трудом удалось отобрать окровавленное полено у обезумевшего человека и связать его брючным ремнём. Наталье помощь уже не требовалась.

***

Надя сидела в коридоре детского дома перед дверью кабинета директора, в котором листали её личное дело и определяли, в какую комнату её подселить. Комнаты, в которых проживали её ровесницы, были переполнены, решение вопроса затягивалось, и Надя развлекала себя как могла. В коридоре не было ничего интересного, он почти ничем не отличался от коридора в её предыдущем детском доме: такие же выкрашенные в зелёный цвет стены, коричневый пол, на подоконнике цветущая герань, на стенах графики дежурств и фотографии лучших учеников.