– Сейчас придут врачи, мама, – Жан схватил её за ладони и крепко сжал их.

Словно найдя последние силы, женщина резко села на кровать и уставилась своими чёрными глазами в потолок.

– Голова, Жан!

– Мам, потерпи, – он обнял её так крепко, стараясь успокоить пока она кричала во всё горло. – Сейчас уже придут врачи.

Мама тут же замерла. Жан обнял её крепче, вытаращив глаза на мятую наволочку.

Вдох. Выдох.

Жан прикусил губу.

Вдох. Выдох.

Женщина едва дёрнула рукой.

– Жан…

Вдох.

– Все хорошо, мам, – правой ладонью он огладил её тонкие локоны. – Всё будет хорошо. Мам?

Жан не услышал выдоха.

В голове произошёл взрыв.

В кабинет вальяжно вошла медсестра. Увидев обмякшее тело женщины, она тут же выбежала в коридор и что-то громко крикнула.

– Мамочка, – Жан сильнее прижал её к себе. – Мамочка.

Чья-то сильная рука отдёрнула его, после, какой-то сильный мужчина вывел Жана из палаты.

– Мама, – взвыл Жан. – Мама! Мамочка!

Жан упал жижей, упал тем гноем, что долгое время выходил из матери, на пол.

Не с ним. Ни с его семьей. Ни с его матерью.

Врачи вывезли из палаты тело, накрытое белой тканью.

Жан не просто рассыпался. Его плоть вырывали на живую. Кости перемололи в пыль и рассыпали по миру. Захочет собраться – не сможет. Сердца нет, там пузырь с черной желчью.

Его мать сто пятьдесят шесть дней боролась с раком. Больше не смогла.

Прах мамы отдали спустя два дня. На похоронах присутствовал только Жан, его отец и та девушка из машины.

– Никто мне не сообщил о её болезни. Я даже не знал. Позвонили лишь тогда, когда её сердце перестало биться, – шептал отец. Жан игнорировал слова. Он смотрел лишь на улыбающуюся фотографию матери и заставлял себя стоять смирно и не дать разреветься перед отцом. – Что будешь делать дальше, Жан? – снова тишина. – Я не могу оставить тебя одного на произвол судьбы, поэтому, давай держаться вместе? Переедем в Са-Рьяно и будем жить вместе?

– Катись к чёрту, – безразлично перебил Жан. С него хватит этого цирка. Он ушёл прочь с колумбария, оставляя отца и его новую пассию смотреть ему в след.

Жан шёл долго, пиная мелкие камушки носом старых кроссовок. Шёл бесцельно куда-то вперёд, изредка срезая пути между зданий. Он шёл домой. В свой уютный дом, где всегда пахло сигаретами, мамиными духами и хлоркой; шёл туда, где родился он, его мать и бабушка; туда, где всегда его ожидало понимание, поддержка и советы. Он шёл домой. Но войти так и не решился. Железная дверь отталкивала его сильнейшим магнитом.

Какой шанс, что его мама сейчас дома читает книгу или вышивает? А может, она стоит на балконе и курит?

Жан заглянул за угол, где находился балкон.

Нет, там пусто.

Может ли Жан нормально попрощаться? Извинится, что вырос таким придурком. Сказать, что попытается поступить в университет. Сказать, что любит.

Жан хотел, чтобы она ушла с легкостью, без боли и, умирая, была не одна. Он хотел, чтобы ей не было страшно. Он хотел, чтобы его мама страдала меньше, поэтому всегда заходил к ней с улыбкой. Но в итоге она ушла, оставила пустоту и алый, кровавый след на простынях.

*

Жан зажмурился от страшных воспоминаний. Сидя на качелях детской площадки, находящаяся во дворе его жилого комплекса, он смотрел на луну и докуривал уже третью сигарету. Парень взглянул на старую татуировку на запястье и не понимал, почему она немного жгла. В правой руке он держал включенный телефон, надеясь, что кто-нибудь разделит его невыносимую пустоту в душе.

И последние её слова парень помнил наизусть.

Он положил руку на сердце, поднял голову к небу и чуть улыбаясь, прошептал:

– Прости, что так и не поступил в университет и не стал важным дядей, но я каждый день стараюсь быть лучше того Жана, который в прошлом наворотил дел. Я буду вечно благодарен тебе за то, кем я стал и за всё то, что ты принесла в мою жизнь, – он встал со скамейки, достал из кармана джинс закрытую пачку любимых маминых сигарет и оставил их на качелях. – Я никогда ничего не забуду.