все при параде – во всём белом. А главное, девушки там изумительной красоты – сочные такие, загорелые, стройные… ээ-э… южного типа. Вроде Нины Заречиани… Да… Что-то не пришла она сегодня. А обещала. Столько трудов стоило номер её достать.

Доренко. Хотел, чтобы они с Костей встретились?

Соркин. Что же… Бывает же так, что люди снова сходятся. Он-то её всё ещё любит, я знаю.

Медведев. А я видел её позавчера на бензозаправке в Володарке. Поздоровались. Два года, с того самого спектакля её не видел. А как она жила-то, Пётр Николаевич?

Соркин. Откуда мне знать. Не Ирину же расспрашивать. А по телефону как-то было неудобно, тем более, она же согласилась приехать. Женя, ты у всех бываешь – что-нибудь знаешь?


В дверь заглядывает Маша.


Маша. Семён, пойдём – поможешь. Решили столы передвинуть.

Медведев. Ну вот, на самом интересном месте! Евгений Сергеевич, Вы мне потом расскажите, ладно?


Медведев уходит.


Доренко О Нине… Да, пожалуй, только один факт и известен. Прожила она с Пригориным семь месяцев… считая с того времени, с того злополучного спектакля, да и родила мёртвого ребёнка.

Соркин. От Кости?!

Доренко. Экий ты, Пётр… Впрочем, всё может быть… Во всяком случае сразу после этого она с ним… или он с ней… в общем, расстались они. И вернулся писатель к Ирине, о чём тебе прекрасно известно. Где и чем она занималась с тех пор – неизвестно.

Соркин (с трудом встаёт и начинает ходить по комнате). Я прямо ошарашен – ребёнок! И надо же – умер! Я ведь не знал. Сердце мне подсказывает, что это был Костин ребёнок! Ты понимаешь, мой внук! Ну надо же! Что ж ты раньше молчал?

Доренко. А зачем, для какой пользы нужно мне было говорить? Не спрашивают – молчу, спросили – говорю, не врать же. Тем более тебе.

Соркин. Вот ведь горе-то! А как думаешь, Костя об этом знает?

Доренко. О чём?

Соркин. Ну, что это его ребёнок или нет?

Доренко. Если они не встречались, то может и не знать.

Соркин. Никак в себя не приду. Вдруг такое дело – внук умер, а я и не знал…

Доренко. Считай, пятьдесят на пятьдесят. Ты бы сел, хватит бегать. И успокойся – этот поезд давно ушёл.

Соркин (садится на диван). Ей Богу, если бы она пришла, так бы прямо и спросил!

Доренко. Не вздумай! З А Ч Е М!? Для какой пользы?

Соркин. Ну как же…

Доренко. Давай лучше ещё расскажу. Вот о матери Нины говорят много – будто совершенно бедствует она в Италии. Итальянец её, хоть и граф, оказался гол как сокол – думал, что окрутил состоятельную даму. Теперь она водит экскурсии по Риму и подрабатывает уроками русского языка.


Соркин. Да… А симпатичная была женщина. В Нину.


Из левой двери выбегает Костя и устремляется через прихожую на крыльцо.


Костя (в основном в сторону Соркина). Мама приехала!

Соркин (встаёт). Ну наконец-то!

Доренко (Соркину). Не вздумай выйти!


Доренко уходит из комнаты вслед за Костей. Со двора доносится серия коротких автомобильных гудков. Через несколько секунд из правой двери в прихожую быстро проходит в прихожую Медведев


Медведев (Соркину, на ходу). Ну вот и дождались Вы!


Через некоторое время из прихожей появляются Аркаева и Костя (обнявшись), Пригорин, Доренко, Медведев и Шамранин. В руках у Медведева и Шамранина сумки, которые они ставят на пол у входа.

Аркаева и Пётр Николаевич обнимают и целуют друг друга.


Аркаева. Ну, здравствуй, дорогой! Здравствуй, старый ты мой Петруша!

Соркин. Здравствуй, Ирочка! Не сердись, ведь всё к лучшему, правда? Собрались все вместе в кои-то веки. А что я не помер, так это же хорошо, правда?

Аркаева. Какой же ты, Петруша, дурачок! (крепко целует брата ещё раз) Ну разве можно так спрашивать! (