Вдохнув свежего уличного воздуха с больничной парковки, я с силой надавил на входную дверь и чуть не растянулся на полу потому, что она была крутящейся. Глава проверяющей комиссии вовремя схватил меня за шиворот и втолкнул в здание больницы. Мне чудом удалось удержать равновесие, но пройдя два шага, я споткнулся о резиновый коврик, упал, после чего резво вскочил на ноги, отряхнулся и, повернувшись к членам комиссии, сказал:

– Милости просим в наше лечебное заведение!

Сначала мы прошли в терапевтическое отделение, расположенное на первом этаже. Все было бы замечательно, если бы проходившая мимо нас санитарка не проштрафилась. Выкатывая больного из палаты, она забыла опустить металлический бортик на одной стороне кровати, и, когда эту санитарку позвал другой пациент с просьбой: подать ему судно, лежащий на каталке грохнулся на пол. Санитарка рывком подставила судно под больного и помчалась к лежащему на полу пациенту. Она помогла ему подняться с пола и забраться на каталку, но в этот момент другой пациент попросил забрать судно.

– Я всё сделал! – сообщил он заговорщицким голосом.

– Что? – хрипя от натуги, спросила санитарка, забрасывая, закатывая и закидывая на каталку упавшего с неё пациента крупного телосложения.

– Наложил.

– Что?

– Своё добро!

– Куда?

– Куда надо!

– А-а! – осенило санитарку, и она достала из-под него судно.

В этот момент у каталки открылся бортик на противоположной стороне, и грузный пациент снова грохнулся на пол. Кто-то в палате прокричал:

– И мне нужно судно!

Санитарка подложила под него судно (вместе с содержимым от предыдущего пациента) и помчалась укладывать на каталку свалившегося с нее больного. Мы наблюдали за происходящим в дверной проём палаты, пока глава комиссии не изрёк:

– Хо-ро-шо!

Никто не знал, что именно он имел ввиду: что упавший с каталки пациент ничего себе не сломал, что два других пациента благополучно опорожнили кишечник, что санитарка все это время шептала себе под нос неприличные слова и выражения так, чтобы их никто не услышал… В общем, допытываться у него мы не стали и проследовали дальше.

В отоларингологическом отделении члены проверяющей комиссии решили заглянуть в перевязочную. Там одной пациентке медсестра только что наложила компресс на правое ухо и уже собралась отправить её в палату, как вдруг в перевязочную вошла другая медсестра и, хихикнув, сказала:

– Вообще-то компресс ей надо на левое ухо!

Медсестра перевязочной вздохнула и наложила больной компресс и туда тоже.

Проходивший мимо врач бросил на ходу:

– У этой пациентки – отек гортани, ей надо приложить холодную марлю к горлу!

Медсестра выполнила его распоряжение, но повязки с компрессами с ушей снимать не стала. Сразу после этого в перевязочную заглянула заведующая отделением. Кивком головы указав на пациентку, она угрюмо заметила:

– Вы что не знаете, что у неё гайморит?!

Медсестра пожала плечами и ввела в носовые ходы больной две марлевые турунды, смоченные в лекарственном растворе. Женщины из проверяющей комиссии захихикали:

– Ой, не могу! Эта тетя похожа на моржа с большими ушами!

– И на коалу с хоботом!

– Цыц! Вы забыли? Мы на работе! – шикнул на них глава комиссии, едва сдерживая смех, и они отправились дальше.

В инфекционном отделении через стекло члены комиссии увидели, как медсестра рисует зеленкой на спине и животе у молодой девушки витиеватые узоры по типу татуировки. Глава комиссии недевольно буркнул:

– Что это еще за художественное творчество?

– Больная ветрянкой, вероятно, очень переживает из-за своего внешнего вида, – пояснил я. – У нас это разрешается делать по просьбе пациентов, в качестве процедуры, успокаивающей зуд и нервы…