Несет вдоль рек, где чистит сети

Старик – рыбак. Везде лишь ширь…

А по обочине дороги

Все в ряд красавицы стоят —

Березки – в прошлом недотроги,

Давно бродягам греют взгляд.

35.

Путь долгий был, не краткосрочный

От верха Дона до Москвы!

Шагал Степан в пути не точный,

Но точный в ужасах молвы.

Он слушал люд российский, светлый…

И слухам разным он внимал.

Царь Русский был «злодей отпетый» —

Так наш мужик его прозвал.

Несправедливость бушевала

Штормами мощными везде.

И власть друг друга подкупала,

Народ сгибался в нищете…

Стрельцы, бояре развлекались…

Для них крестьянин – жалкий скот!

В несчастьях люда умывались,

Всем затыкали пулей рот.

Невольно жил Мужик Российский,

Кровавый пот с себя сметал…

И в голове Степана мысли

Сливались в дьявольский оскал…

36.

Ему особенно презренным

Казался лишь Московский град!

Разврата, власти был он пленным

Там из жестокости цвел сад.

Там кривда правду побеждала.

Вокруг царил сплошной обман,

Но Русь, однако, процветала,

Забыв про Смуту, тяжесть ран…

Для люда русского, простого

Налоги жгучие велись.

Народ – медведь… Рычит не скоро,

Но как поднимется! Держись!

Вершина лестницы сословий —

Боярский, думный, тертый класс

Душил крестьян без предисловий,

Вбирая жатву про запас…

Дон славен был своим раздольем —

Невольных он всегда спасал,

И там за праздничным застольем

Невольным волю воздавал.

37.

Ах, мой читатель непреклонный!

Многострадален наш народ…

По нам не раз ступали войны —

Три мировых5! И разный сброд

Пытался Русь обезобразить,

Развоплотить её сердца,

Но полно им! Такое сладить

Им не позволит длань Творца.

Россия – Родина бореев!

Сурова жизнь тут… Это факт.

Всегда здесь хватит лиходеев,

Что всё вновь сделают не так!

Ошибки правящей элиты

Естественны для многих стран.

Цари всего лишь – сателлиты

В руках народа… И таран

Любого бунта и пожара —

Цепь следствий ломанных полен,

Плодов упрямости Икара6

И резких тяглых перемен.

38.

Тем временем, Степан, друг милый,

Уже скакал домой, на Дон.

Вокруг простор необозримый

Лишь издавал невольный стон.

Вернувшись в Родину Донскую,

Своих привычек не менял.

Ходил он в землю верховую —

Там с грустью светлой отдыхал.

Глаголил Дону о крестьянах,

О люде жалком, но родном,

О всех сатрапах и боярах.

И взор пылал его огнем.

Душа болела, разорялась

За люд обиженный, немой.

И грусть сиухой подкреплялась…

Степан ходил весь сам не свой.

Он рад был пить, не просыхая.

Идея дерзкая цвела

В душе его, и он, зевая,

Шагал по Дону в никуда.

39.

Но боль на солнце испарилась

И унеслась ветрами вдаль,

В душе надежда зародилась,

Ведь «сверху» стала брякать сталь.

Народ, как зверь – ощетинился,

И бунты грянули в тиши!

Мятеж не долго, правда, длился,

Но все ж урок преподнесли

Боярам, праздным супостатам,

Дворянам властным и царю.

Люд взволновал всю власть булатом —

Его за это не виню.

Вновь голь невинная бежала

На Дон просторный и шальной…

Цвело тут новое начало

Для чаши бунта роковой.

Степан вещал вновь Дону слухи,

Что он черпал еще в Москве.

За чарой греющей сиухи

Казак внимал его молве.

40.

Как вихрь звездный время длилось —

Бежало бурною волной!

Черт знает, что в стране творилось…

Бог знает, что всему виной.

Царь Михаил ушёл на небо,

За грань миров, за грань живых.

Он долг свой выполнил смиренно —

Сберёг он Русь в боях былых.

Он польский взор отвадил с трона

Могучей каменной Москвы…

И канул в воды Ахерона7,

С покоем вкрадчивым луны.

Гениальный царь страны Великой!

Его судить я не могу.

Был ярким солнечным он бликом

И разгонял в округе тьму.

Ему покой достался с боем…

Полякам, Туркам, Казакам —

Не удалось сломить героя —

Теперь он служит небесам!

41.

На смену Кроткому8 владыке

Пришёл суровый Алексей.

Предпочитал он винам книги,