Он упёрся локтями в колени и зажал голову руками.

Амалия взяла стакан.

– На, пей и пошли!

Он поднял голову. Их взгляды встретились.

– Пошли.

– Вот и ладно. Вот и хорошо. – Амалия облегченно вздохнула.

– Олюшка, как же это?

– Мам, всё будет хорошо.

Она никогда не умела врать матери. Но сейчас в её голосе было столько уверенности. Ольга смахнула слёзы с лица и повторила:

– Всё будет хорошо, – повторила она, убеждая не только мать, но и саму себя.

Они сидели в комнате, обнявшись. Мать всё никак не могла прийти в себя, а Ольга её успокаивала.

– Девчонки, вы где? А знаете, что я придумал? А поехали завтра на рыбалку? С ночёвкой? А?

Владислав оглянулся. Он искал поддержки у Амалии, но её не было.

– Папка! – Ольга бросилась на шею к отцу.

– Ничего, ничего, девочка. Мы ещё повоюем, – он гладил дочку по голове, по спине, – мы так просто не сдадимся! Мать, а ты чего сидишь? Где там твоя картошка. Мы ведь так и не доели. Олюшка, пошли есть?

– Пап! – она поцеловала его в щёку, – я тебя люблю.

– Я тебя тоже.

Неделя пролетела быстро. Амалия изредка появлялась, не хотела мешать. Ольга купалась в любви родителей. Про болезнь не вспоминали. Только мамины красные глаза выдавали её бессонные ночи. Но все молчали, как будто кто-то наложил запрет.

В последнюю ночь никто не спал. Мать вздыхала, отвернувшись от мужа, тайком вытирала слезы. Он не мог больше выносить её тайные всхлипывания в подушку.

– Спишь?

Она промолчала в ответ, а он вздохнул. Встал и ушёл на кухню.

Ольга тоже не спала. Амалия молча сидела в кресле. Кто-то прошаркал тапочками на кухню.

– Отец? – спросила Ольга Амалию.

– Он, – одними губами произнесла та в ответ.

Ольга вздохнула, завернулась в плед и тоже направилась на кухню.

– Пап, ты чего тут в темноте? – её рука потянулась к выключателю.

– Не включай, не надо.

Он стоял у окна. Свет от уличного фонаря освещал его. Голова серебрилась в этом свете сединой. «Раньше я и не замечала этого серебра», – подумала Ольга.

Она подошла к нему и тут же попала в его ласковые и тёплые объятия.

– Олюшка, я тебе никогда не говорил. Я ведь так виноват перед тобой. Боялся любовь свою показать, боялся избаловать тебя, боялся, дурак. А вот видать зря. Люблю я тебя очень, доча. Сейчас вот жалею, что не баловал тебя. Что не говорил о своей любви.

Он поцеловал её в макушку. Она слушала, как бьётся его сердце, прижавшись к груди отца.

– Папка, и ты прости меня. Я ведь тоже никогда не говорила, как люблю тебя.

Амалия заглянула на кухню, но тут же удалилась: «Всё правильно, всё правильно».

Утром у машины прощались.

– Оленька, я тебе там пирожков положила в дорогу. В термосе чай твой любимый с корками апельсиновыми.

– Мамочка, ну, какое в дорогу? Тут езды-то всего ничего.

– Оленька, носочки взяла? Вдруг в больнице холодно будет. Ты звони, ладно? Что да как. Может я всё-таки с тобой поеду?

Она изо всех сил держалась, чтобы не расплакаться.

– Отец, где ты там?

Он стоял чуть поодаль, спиной к ним.

– Вы нужны ей сильными! Жалостью Вы только … – Амалия давала последние наставления.

– Амалия, помоги ей, прошу тебя!

– Нет, вот что за люди такие? – всплеснула она руками, – ты пойми, Слав… Это зависит теперь только от неё… Я проводник, я всего лишь опекун. Но если она не захочет. И вы должны должны ей помочь в этом.

– Отец, ну где ты там?

– Пора. И помните – сила и поддержка. Ничего, ничего, Славик, мы ещё повоюем за вашу девочку. И Вы мне в этом поможете, – Амалия протянула руку.

Он пожал руку.

– Повоюем, – дрогнувшим голосом, словно эхом, отозвался он.

Они направились к машине. ⠀

– Ну что, доченька, в добрый путь.

Он бодро улыбнулся. Но внутри всё дрожало. Он пытался отогнать мысль о том, что может быть он видит свою любимую девочку в живых в последний раз.