Смешная манера коверкать слова не смущала Женюшу. Наоборот! Тёть Груня была словно добрая бабушка, которой у Жени, увы, не имелось.

– А что они делают там? – уточнила она, избегая пока говорить ей всю правду о маме.

– Так живуть! – отозвалась тёть Груня, – Дочка с мужем у миграцию эту уехали, говорили, на годик-другой, а уже десять лет там живуть.

– Но они приезжают сюда? – Женя, съев второй блин, потянулась за третьим.

– Так, а то! Приезжають, раз у три года. А то всё больше звонять.

– А вы? – надеясь продлить разговор, Женя черпнула сметаны, – Вы у них были? В Голландии.

Тётушка Груня скривила забавную рожицу:

– Да шо я там не видела у той Голландии? Тюльпанов и у нас тут полно! Мне и паспорт, небось, не дадут, я ужо старая.

Женя в ответ рассмеялась. Но момент признаваться настал. Тётя Груня спросила:

– Так шо, когда мамку-то ждать? И сестричек твоих? Я так ждала познакомиться. Столько уж лет не видала их! Тебя-то вообще ещё не было. Старшой так по-моему, было тринадцать годков. А младшенькой девять.

– Так вот, значит, как? – улыбнулась Женюша, – Мама была здесь ещё до меня? Потому я не помню.

– До, до, милая! Я всё хотела тебя повидать. Фотографии мамка твоя присылала. Я тогда ещё, глядя на них, удивлялась тому, как ты сильно на папку похожа, – она прикусила язык. Словно речь оборвалась.

– Вы знали отца? – удивилась Женюша. Блины залетали один за другим. Точно семечки. Лёгкие, нежные, с кружевными краями. Наверное, так и готовят бабули. Когда принимают внучат.

– Э… не то, чтобы знала, – смутилась она, – Но видала, агась!

Сама Женя считала себя не похожей на всех домочадцев. На маму, разве что? Да и то лишь губами и носом. А папино в ней незаметно снаружи. Характер, терпение, сила ума. Темноволосые с лёгкой кудринкой Анюта с Мариной. Вот кто уж точно похож! Старшая – копия папы. А средняя в маму пошла.

– Тёть Груш, я должна вам признаться, – решилась Женюша, и сжав в руке ложку, сказала, – Моя мама, она умерла.

У тёть Груши вся кровь отлила от лица. Руки, державшие чашку, разжались. И та угодила на стол, расплескав на крахмальную скатерть своё содержимое.

– Ой, тётя Груша! Вы как? – вскочив, Женя к ней подбежала. Взялась за плечо. Оно мелко тряслось, – Что? Что? Сердце? – впопыхах она щупала пульс и пыталась понять, что ей делать.

Точно также однажды и папа погиб. Просто взялся за сердце, и дух вышел вон.

– Там, у кармашке, достань пузырёк, – тётя Груша, откинувшись на спину, дала Жене доступ к карману своей безразмерной накидки.

Там Женя нашла пузырёк.

– Под язык, под язык, щас пройдёть, – рассосала таблетку тёть Груша. Задышала свободнее, руки уже не тряслись.

Женя села напротив:

– Простите меня.

– Да ты што? – отмахнулась хозяйка, утёрла слезу, – Как же ш это случилось? Когда?

– В мае, – бросила Женя, – Она болела два месяца. Рак.

– Оооо, – покачав головой, тётя Груня взглянула куда-то в пространство, – Так она мне писала последний раз в мае. Ни словечком единым! Так я и не в курсе была.

– А писала о чём? – попыталась дознаться Женюша.

– Так о том и писала, что летом приедем, мол, всей своей дружной семьёй. Я ж вон и комнаты вам подготовила. А выходит, одна ты приехала? Сёстры-то где? – тёть Груша взяла себя в руки, лицо обрело первозданный окрас.

Женя вздохнула:

– Понимаете? Мама велела письмо передать одному человеку. Я потому и сама. Она не велела рассказывать сёстрам. Говорит, это личное слишком.

Подскочив, Женя решила спросить у тёть Груни о том незнакомце, имя которого мама старательно вывела на конверте. Она ведь живёт здесь так долго. Наверняка, знает всех?