Была опасность в пути застрять при морозах, но и доход от такого риска солидный. Потому как спрос в это время на соль была высокой. Рыба в Нево и Илмере ловилась хорошо, а в лесах грибов на соленье все еще дивно водилось. И капусты присолить еще вряд ли кто был против. Как говорили новгородцы: «Была бы соль, а что солить мы найдем».

Но, главное, что побудило Петембуровца отправить лодки за солью, это пушнина. Зима задержалась, а зверушки шкурки уж сменили. Обманула их погода. Белки сейгот много в лесу. Уже давно в шкурках серых по деревьям скачут. Зайцев в лесу в одночасье, словно больше стало. Будто народились заново. Пока русый, да серый не видно его. А теперь весь как на ладони. Глаз охотничий его далеко определит. Заискрились в чернолесье белоснежные веверицы. Того и гляди с северных краев вернутся повольники, а с дальних волостей пожалуют даньники с песцами и соболями.

Купцы псковские шкуры беличьи с голубым отливом уже бочками продают. Всю соль, что была припасена, бояре новгородские расторговали на то, чтобы к своим товарам и других прикупить. А Петембуровец умен и хитер. Шкурки, что у купцов свободными остались, выпросил под честное слово. И уже их на иноземный товар выменял. Немцы готовы скупить все, что есть предложить. В прошлую зиму Тевтонскому ордену больше двадцати тысяч шкурок продал, да выменял на сукно из Фландрии. Купцам же за шкурки соли пообещал. Вот и решил он рискнуть и вывезти свою соль с Русы, не дожидаясь зимника. Если замерзнут суденышки на дальних подступах к Новгороду, то и не велика от них потеря. Соль-то спасут. На тот случай и ходят не напрямик, чтобы в случае опасности, успеть ее выгрузить на берег. Зато, если товар привезет, то и долг отдаст и наперед всех остальных задел для зимней торговли сделает. Думал сейгот Петембуровец из Ливонии лошадей прикупить. Кони те рабочие, грузу много тянут. Имел он планы большие на Заволочье, а без хороших лошадей там не особо развернешься. Потому и шкуры сколько мог покупать стал для тех целей.

Соль местная особо ценится. А за большую значимость солеварени русским промыслом прозвали. Хоть и не бела собой от примесей разных, лучше европейской считается. Толочь ее надобности никакой не было. Сама таяла без остатка, только в воду опусти. И по цене и затратам выходила меньше, чем привозная из Любице или морянка со Студеного моря. Потому и большой интерес вызывала у бояр новгородских.

Сходни, что лежали на берегу, оказались коротки и до лодок не доставали. Холопы, было, примерили их, да и бросили за ненадобностью. Под тяжестью переносимых мешков, припай потрескивал. Но присматривающий за погрузкой Савка ждать полудня, когда солнце пригреет и растопит перволедье, судя по всему, не желал.

– К ночи в Зваде должны быть. Если худо ходить станет, жердей накидайте на лед. Ждать тепла некогда. Иначе завтра можем совсем из Порусье не выйти. Тут до зимы останемся на хлебе и воде, – скомандовал он.

За один день до Новгорода на груженых соймах от Русы не дойти. Тем более в дни, когда день во много раз короче ночи. Потому и ходили походом с ночлегом в Зваде. Погост находился на одном из многочисленных островов в самом устье Ловати. Место со всех сторон выгодное. Оттуда прямиком или вдоль берега все одно за день до Новгорода дойти можно. И от непогоды есть где лодки укрыть, и самим обогреться.

Грузчики семенили ногами, стараясь не упасть, с трудом переваливали через борт поклажу и облегченно вздыхая, возвращались обратно. В каждом мешке было не менее пяти с половиной пудов соли, и носить такую тяжесть было не всякому под силу. Хорошо, что в займище воды не было, и крепкие пузатые мешки, укрытые от дождя рогожей, лежали у самой реки.