Ладно. Дышим ровно.

Живот скрутило жуткой болью. Понятно, это стресс. У меня так всегда бывает, какая-то неприятность, и все – живот скручивает калачом, и боль такая, что дышать невозможно.

В кабинет стремительно ворвалась Таня Толковая. Ее когда-то давно, лет шесть назад, командировали сюда, почти как меня, для наведения порядка, систематизации процессов и модернизации производства. Тане было чуть за тридцать, и она была почти что старожилом, знала все, умела почти все, управляла почти всем. Регулярно бывала у всех начальников отделов с целью доведения до их сведения, чего от них ожидает русское начальство концерна, и разъяснением, как им надо управлять предприятием. Таня была этаким подпольным начальником, в прямом смысле этого слова.

– Света, ты слышала, у нас тут ЧП? – с налету начала она. Ни «здравствуйте», ни «как дела», ни «доброе утро». Нет, я все понимаю, утро добрым не бывает. Особенно такое утро. И все-таки…

– Что еще случилось?

– Раздевалки мерзнут, мазут не завезли…

– А… Это, – протянула я.

– Ты уже знаешь? – она остановилась.

– Сложно не знать, когда меня прям на входе тетеньки поймали и отпускать не хотели. Кое-как отбилась от них. И тут ра-а-аз, и начальница за горло… Где мазут? А что? А я ниче… – я старалась сохранять самообладание, но получалось, видимо, не очень.

– В смысле? – Таня подвисла.

– Что, в смысле? Я подавала мазут на утверждение три раза в ноябре и декабре прошлого года… Ага. Ни разу не утвердили. Потому что там, в Красноярске, все время концерт по заявкам радиослушателей: здесь играем, здесь играем, здесь не играем, здесь рыбу заворачивали… Без пол-литра не поймешь… Господи, прости, – на полной истерике выдала я.

– То есть Красноярск не утвердил?

– Не-а, не утвердил.

– Та-а-а-а-а-ак, – протянула Таня, – а у начальницы ты была?

– И я у нее была, и она у меня была. И вообще, мы с Тамарой ходим парой…

– Света, хорош балагурить!

– Ага.

– Это же катастрофа!

– Ага.

– Я думаю, ты не понимаешь, насколько все плохо! – Таня схватилась за голову. Видимо, где-то здесь я должна была понять, насколько все плохо, но мне очень не хотелось осознавать масштаб проблемы. Штука в том, что, кто бы ни был виноват в Красноярске, за неутверждение счета виноватыми все равно останемся мы. Те, кто сидят тут на месте.

Таня выскочила, как ошпаренная. Хлопнула дверь Ольги Беловой – нашего контроллера. Точнее, она была одним из наших контроллеров. Второй был пожилой швед, который прирос позвоночником к «Нурдметту». Он пережил с ним последние двадцать лет своей жизни и твердо решил, что в последний путь он отправится с проходной завода.

Этот пожилой контроллер знал все способы предоставления статистической информации о положении дел на предприятии. Он обладал ясным умом и трезвым чувством юмора. Однако последние события на заводе по внедрению новой системы и уничтожению старых привели его в полное замешательство и даже некоторое расстройство: «А как же мой „Эксель“?», возражал он и мысленно, и вслух. Но, понятное дело, никто его не слушал. Тут вообще никто никого никогда и ни при каких обстоятельствах не слушает. Не слушает ровно до тех пор, пока что-нибудь где-нибудь не обвалится. Как сейчас…

Дверь Беловой снова хлопнула, и на пороге появились Таня и Оля.

– Света, ты понимаешь, что ты наделала? – начала Таня.

– В смысле? – опешила я.

– Ты не утвердила платеж… – почти в голос возмущались Таня и Оля.

Теперь подвисла я, как заглючивший компьютер. Эти двое решили повесить всех собак на меня? Да вы что, белены объелись?

– В смысле – я не утвердила платеж?

– В прямом, – невозмутимо сказала Оля.