– Прости, что оторвала тебя от фиалок.

– Фиалки! О них я не подумала …Хочу что-нибудь нежное. Розы – избито, тюльпаны хрупкие, а фиалки… Буду походить на городскую клумбу?

Мне тут же полегчало. Правда, мой громкий смешок больше походил на нервное всхлипывание.

Мы плюхнулись на твердый пружинистый диван. Подшитая Олесиной мамой кирпично-красная материя скрывала пустоты в нескольких местах и порядочные потертости. При этом совершенно не подходила пастельно-зеленому интерьеру единственной комнаты в квартирке. Как никак съемное жилье – разоряться на покупку подходящего чехла для дивана мы не собирались.

– Ну рассказывай! Чем увенчались поиски бабушки?

– Это я тебя хочу спросить!

Я глубоко вздохнула. На память пришли обрывки психологических тренингов. Якобы чувство паники, которое меня периодически охватывает, ну как сейчас, является следствием вины. Я испытываю вину из-за своей особенности перед обществом и родными. Мне необходимо принимать себя такой, какая я есть, и стараться контролировать…

– Лесь, только не считай меня сумасшедшей… Или считай…Так уж я устроена… У меня напрочь память отшибает, стоит мне только в кого-нибудь влюбиться. От первого дня встречи до того дня, когда я влюбилась, включительно. Ну ничегошеньки не помню от сих до сих. – Я отмерила двумя руками воображаемый отрезок на диване и изобразила ладонями большой крест над ним. Затем кратко изложила рассказ о нескольких влюбленностях юности. Все это время в моей истории появлялись небольшие паузы. Но стены не рушились и подруга не торопилась бежать за медицинской помощью. Я не смотрела Олеське в глаза. Только нещадно царапала покрывало.

– И это все? Это и есть твоя тайна? – спросила Олеся совершенно спокойно.

– Я, кажется, наполовину сумасшедшая. Тебя это совсем не удивляет?! – изумленно воскликнула я.

– Ты забываешь своих парней и куски прошлого, связанные с ними? Поэтому делаешь постоянно какие-то записи?

Я кивнула.

– Слава Богу! А я уж подумала!..

– Что подумала? – спросила я, потрясенная сдержанной реакцией моей довольно эмоциональной подруги.

– Да уж и не знала, что подумать. В наше время мало кто ежедневно ведет дневник… Не блог, а именно в блокноте…Меня это беспокоило.

Наличие дневника, оказывается, было более странным, чем какие-то там провалы в памяти. Но нужно было добраться до сути…

– Последний день, который я помню – второе июня. Мы ужинали дома и собирали твои вещи… А потом я проснулась… Аэропорт в Риме, чемодан, клетка с попугаем и два часа до вылета в Стамбул…

Тут птица в углу комнаты вскрикнула, а Олеська так и подскочила. Я закивала, а она с открытым от изумления ртом тыкала оба указательных пальца в направлении клетки, которую до сих пор не замечала.

– Не отвлекайся…Нужно понять, что могло случиться третьего!

– А что происходит потом? – Олеся меня не слышала. – Ты же понимаешь, в кого влюбилась? Ты что-то необычное к ним продолжаешь чувствовать?

– Если ты про романтические чувства, то нет. Наоборот, появляется что-то вроде неприязни…И удивление о нелепости моего выбора…Знаешь, я до сих пор считаю, что Юра в школьном фотоальбоме самый уродливый из мальчишек.

– А они? Кто-то из них должен был…заставить тебя вспомнить!

– Я давала понять, что мой интерес прошел. И никто меня не беспокоил… к счастью… Представь, даже Кевин Костнер!.. А в этот раз не приходится ничего говорить. Я понятия не имею, в кого влюбилась, и он вообще пропал! Проснулась в аэропорту. Девять дней канули в воду.

Я попыталась вернуться к самому главному, но Олеся меня не слышала:

– Колдовство какое-то! Почему это происходит?.. А может, тот единственный… незабываемый… тебе еще не встретился? А ты, как настоящая спящая красавица, ждешь своего принца, которого никогда не забудешь? Должно же быть какое-то слово или даже… – глаза Олеси широко распахнулись, словно она участвовала в развязке самого таинственного детектива. – Поцелуй! Тебя целовал твой возлюбленный уже после того, как ты все забыла?