Никодим Феликсович нашелся на рабочем месте копающимся в бумажках. Поздоровались, и я не без смущения поделился с ним полученной от Матильды Степановны «верной приметой». К моему удивлению пожилой КГБшник смеяться над легковерным малолеткой не стал:

– Всякое бывает, Серега, – развел он руками. – Тут даже мракобесие не при чем – вот она тебе про «грядущую беду» рассказала, потом еще кому-нибудь – вуаля, знает весь совхоз. Народ друг на друга коситься начинает, подозревать, ждать беду, и, уж прости, заливать тревогу самогонкой. Комплекс этих причин рано или поздно к той самой «беде» и приведет.

Вздохнув, я покивал – приведет же, блин!

– Плюс она тебе про церковь сказала – это тоже неспроста, – продолжил он. – Завуалированный шантаж – пока церковь не заработает, будет «беда» приходить.

– Замистифицировала меня немного Матильда Степановна, – признал я. – Умеет нагнетать, блин, – ощутил, как от стыда горят уши.

– Не умеешь без дела сидеть, – одобрительно буркнул Никодим Феликсович. – Помогай разбираться тогда, садись рядом…

На опережение сработал – понял, что просто так, посоветоваться, я бы не пришел. Уселся справа от подвинувшегося главбуха и через двадцать минут нашел проблему.

– Вот здесь, две тысячи заплесневевших луковиц под списание отправилось, – указал на нужную строчку в гроссбухе. – Еще на этапе развертывания теплиц. Я тогда сам прибывшие ящики осматривал – плесневелых там не было.

– Не добрался еще, – признался Никодим Феликсович.

Это нормально: он-то не нейросеть, а документов за прошедшее еще до его назначения время накопилось много. Здесь мы видим подпись убывшего в столицу ИО, ставленника Министерства сельского хозяйства. Ну и я виноват – не стал проверять, доверился.

– Заметили бы чуть позже, – пожал я плечами.

Точно заметил бы – такие люди ради мелочной прибыли «мутить» не станут.

– Заметил бы, – кивнул главбух.

– Можно позвоню?

– Конечно!

Набрал номер.

– Здравствуйте, Никита Сергеевич! – обрадовался я голосу Хрущева на том конце провода. – Заняты сегодня?

– Мемуары диктую, – ответил он. – Скучно. Хотел чего? – вопрос прозвучал с легкой надеждой в голосе.

– Хотите до Министерства сельского хозяйства прокатиться? – предложил я. – У нас тут валютный урон нанесен, в виде «левого» списания голландских луковиц тюльпана. Главбухом тогда у нас их сотрудник числился, зовут…

– Много? – спросил Никита Сергеевич.

– Не много, но обидно. В луковицах – две тысячи, деньгами – двести семь долларов. Рублей пятьсот-шестьсот, думаю, можно выручить.

– Должен будешь, – буркнул Хрущев и положил трубку.

– Демонстративная порка организована, – похвастался я товарищам.

Досмотрели бумаги – больше никаких проблем.

– Инкассаторы готовы? – спросил я.

Деньги «тюльпанные» собирать по торговым точкам в по окончании мартовских праздников.

Папа Толя не понимает, а мне нравится прибедняться. Но это же не повод не готовиться?

– Договорились, – подтвердил главбух и ухмыльнулся. – Председателю-то скажем?

– Пусть лучше по факту узнает, – ухмыльнулся я в ответ, и мы расстались довольные друг другом. – Придет ли покойная бабушка Матильды Степановны во внучкины сны и сегодня? – задумчиво спросил я пространство, покосившись на усыпанный веселящимися ребятами каток за окном.

– Быть беде! – разрушила все мои надежды на благополучный исход дела пришедшая в то же время на следующий день «ведьма».

– Отстой! – вздохнул уже даже и не пытающийся отогнать ничем необоснованный мандраж я и попытался откупиться от старой шантажистки. – Через час реконструкторы приедут – церковь осматривать, планировать ремонт.