Когда она снова переключилась на сына, я заметил в дверях палаты девушку. Она смотрела на нас огромными глазами, боясь подойти, и я улыбнулся ей и кивнул. Она приблизилась, и я увидел, что ей было лет восемнадцать, и что она была очень, очень, очень-очень красива! Ее кожа навевала мысли обо всем самом чудесном и сладком: какао, молочном шоколаде, кофе с молоком. У нее были густые и блестящие черные волосы, волнами спускающиеся на плечи, полные губы и темные теплые глаза.

– Спасибо, – сказала она по-английски, а потом обняла меня.

– Не за что, – ответил я, с трудом заставив себя оторвать взгляд от ее лица, и кивнул в сторону Хорхе.

Девушка перевела взгляд на парня и стала благодарить его по-испански. Они разговаривали, и Хорхе улыбался и качал головой. Девушка рассказала сеньоре Гарсиа, что случилось, и женщина гладила сына по голове, ну, и мне доставалось.

Это была какая-то нереальная ночь. Хорхе уговорил маму отправиться домой, и девушка, которую звали Эллина, поехала с ней, а я остался в больнице и провел ночь на свободной койке рядом с другом. Но утром Хорхе уболтал докторов отпустить его. Ему сменили повязку, и уже в девять утра мы стояли у центрального выхода, и я поддерживал его, как и прошлой ночью.

Вопреки здравому смыслу, мы отправились не домой, а в ресторанчик. Сеньора Гарсия стояла за прилавком, а помогала ей, кто бы вы думали? Эллина! Она бросилась нам навстречу и крепко обняла обоих, заставив поморщиться от боли, но мы не оттолкнули ее. Она усадила нас за столик и принесла завтрак, состоящий из тортилий и кофе, а потом села рядом с нами.

Она довольно бегло говорила по-английски, хоть и хуже, чем Хорхе и с сильным акцентом, но я понимал ее, а это было главное. Выяснилось, что она, как и мы, оказалась в том районе просто по стечению обстоятельств, и это чуть не окончилось катастрофой.

– Мне так жаль, – сказала она, глядя на Хорхе, – если бы не я, ты бы не пострадал…

– Технически, это моя вина, – возразил я, – если бы я не захотел посмотреть на пирамиды, мы бы не возвращались в тот вечер в город, машина бы не сломалась, нам бы не пришлось ехать на автобусах, и мы бы не забрели в тот район. Так что это я должен извиняться.

– Ты совсем дурак? – весело поинтересовался Хорхе, – если бы не все это, кто знает, что бы те подонки сделали с Эллиной? А так мы все живы! Подумаешь, чуть-чуть крови потратил. Так у меня ее пять литров, не жалко!

Девушка ласково улыбнулась и коснулась его руки. Ага. Ну, что ж, раз так… может, оно и правда того стоило!

– И вообще, – вдруг продолжил Хорхе, – ты мне жизнь там спас, если что.

– Это когда такое было?

– Не прикидывайся. Было. Мама теперь тебя считает воплощением моего ангела-хранителя, брат, ты попал по-крупному. Мы оба мечтаем тебе чем-нибудь отплатить. Есть идеи?

Хорхе и Эллина внимательно смотрели на меня, а потом к ним присоединилась и сеньора Гарсиа. Теперь на меня смотрели три пары темных глаз, и я чувствовал себя последним идиотом, честное слово. Ангел-хранитель? Я? Я вас умоляю! Но переубедить их было невозможно. Я сразу подумал о Джой. Вот уж кто на самом деле ангел-хранитель! Она бы лучше справилась, чем я. Мне же нужно было еще учиться и учиться!

– Э… новые очки?

В общем, было решено, что Рождество я должен был провести в доме Гарсия, какие бы планы у меня ни были. В канун Рождества мы отправились на праздничную мессу, и с нами пошла Эллина. Кажется, с того случая, они с Хорхе не отпускали рук друг друга, и это было очень трогательно. Они подходили друг другу.

Когда мы приблизились к церкви, я заметил, что она вся – вся! – украшена разноцветными лампочками. Она светилась, как маяк в ночи, и этот свет манил даже таких, как я, кто, вообще-то, не веровал. Внутри тоже было нарядно и многолюдно. Туда стеклись люди со всего района, старые и молодые, все надели свою лучшую одежду и с сияющими глазами и улыбками слушали проповедь и смотрели на священника у алтаря. Кое-что я понимал. Да, пусть я не верил, но мне всегда нравилась история Иисуса. Я имею в виду, что он был яркой личностью, харизматичной личностью, раз сумел создать такую религию, которая господствовала в западном мире уже больше двух тысяч лет. Ну и, конечно, он проповедовал хорошие, правильные вещи. Любовь к ближнему, сострадание, понимание и все в том же духе. Я не верил, что он был сыном божьим, это как-то не вписывалось в мою схему мира, но он определенно был хорошим человеком. Этого мне вполне хватало, чтобы уважать его.