Остановившись в конце коридора у массивной двери с остатками пластилиновой пломбы, Вомб открыла её и пропустила нас с карликом внутрь помещения.

Мы очутились в большой палате, сверкавшей хромом и никелем неведомых приборов и аппаратов. За огромным, как космодромная плита, столом, заваленным бумагами и пухлыми закрытыми и раскрытыми папками, восседала с заметным геморройным дискомфортным напрягом неприветливая пожилая тётка в стандартном белом халате, копающаяся в растрёпанной, донельзя засаленной амбарной книге.

– Здравствуй, Хенда! – почтительно приветствовала тётку Вомб.

– Приветик! – кисло проквакал не оправившийся от репримандов Лапец, а я по хамской привычке предпочёл промолчать.

– Здравствуйте, коли не шутите! – оторвав взгляд от жирных страниц, сурово глянула на нас тётка. – Никак, очередной голубок к нам залетел? – равнодушно скользнув по мне взглядом постклимактерических глаз, неприязненно-риторически вопросила она.

Я опять промолчал, а карлик принялся отвечать на не требующий ответа вопрос.

– Залетел, Хенда, на мою седую голову, – сложив крест-накрест длиннющие руки и оглаживая нелепо вывернутыми ладонями лишённый растительности шишковатый череп, раздражённо подтвердил он и, раскрутив ручищи в обратную сторону, принялся яростно растирать узловатые морщинистые коленки. – Только не голубь, а дятел. Или чёрный ворон. У меня от него голова разболелась, а теперь вот и суставы… У тебя тут нет какой-нибудь растирки? – заискивающе обратился он к хмурой тётке. – А то дала бы мне тюбик термогенной мази, а?

Хенда скорчила брезгливую гримасу.

– Знаешь, сколько сейчас лекарства стоят? – спросила она, придерживаясь неизменного неприязненно-риторического стиля. – Не знаешь, так пойди поинтересуйся. Аптека на первом этаже.

Лапец яростно засопел, и мне подумалось, что сейчас он схватит увесистую амбарную книгу и тогда… тогда неприветливой тётке придётся протоптать незарастающую тропу на первый этаж.

Вомб состроила гримаску, но промолчала, а Хенда, выдержав паузу, командирским голосом поинтересовалась у карлика, уродливое лицо которого возвышалось над страницами раскрытого гроссбуха не более чем на пять сантиметров:

– Ты, я слышала, не справляешься со своим новым клиентом? Судя по всему, покатишься ты клубком, а раз так, то и растирка не нужна.

– Кто не справляется, кто не справляется?! – полез в бутылку Лапец, незаметно от женщин довольно чувствительно треснув меня по затылку немыслимо изогнутой рукой.

Вомб наморщила симпатичный носик.

– Не кипятись, Лапец! – Она повернулась к тётке. – Хенда, мы пришли показать нашему беспокойному клиенту кого-нибудь из выписываемых. Возможно, это заставит его изменить поведение.

– Или ещё больше упереться на своём, – скептически заметила Хенда, поигрывая плохо заточенным карандашом. – Я не дурочка, Вомб, и вижу, что ты не полностью его депрессировала. – И жёстко заключила: – Халтурить вы стали с Лапцом, как я погляжу!

Вомб нервно облизнула пухлые губки, явно не чурающиеся сумасшедшей французской любви.

– Сеанс прошел хорошо, – с обидой в голосе взразила она. – А сейчас он опять активизируется. В дверь меня первой пропускал – хотел запереться в палате и дать дёру.

Хенда понимающе покивала. Они с медсестрой чисто по-женски немного посмеялись над этим, с их точки зрения, знаменательным фактом. При этом Лапец сохранял обиженный вид, меланхолически копаясь в своих ослиных ушах, а я не переставал удивляться.

– Ну ладно, – загасив улыбку, напугавшую бы самое злобное привидение на кладбище, сказала Хенда. – С минуты на минуту должна появиться курьерша с документами на выпуск. Так и быть, покажу вам одного нагрешившего засранца.