Володя грустно усмехнулся, сорвал травинку и начал крутить её в руках. Было заметно, что это до сих пор вызывает у него злость.

– Матрац не помог… Кровь продолжала идти. Они: «Покажи зубы, покажи рот». Всё цело. – «Откуда у тебя кровь?» – А кровь – ну вот с дыханием. И дышать мне всё хуже и хуже, я задыхаюсь. И им пришлось вызывать скорую. Скорая приезжает – там обычный фельдшер. Он меня послушал, сразу всё понял и говорит: «Срочно в больницу». И меня увезли не в госпиталь, а в обычную городскую больницу. Там провели все необходимые манипуляции. Ну, что рёбра? Они, как говорится, гипс на них не накладывают. Единственное, мне из этого легкого, чтобы оно функционировало, постоянно выкачивали жидкость. То есть делали пункцию ежедневно, в течение недели, пока эта жидкость скапливалась. Пока эти, как называется… альвеолы – не зажили. Делали прокол такой толстой-толстой иглой, толщиной как стержень от шариковой ручки. Потом в эту иглу вводилась игла меньшего диаметра, подсоединялся шприц и оттуда эта жидкость – такая сукровица розового цвета – и выкачивалась. Я начинал дышать, лёгкое начинало работать. Потом опять всё скапливалось – на следующий день то же самое. Конечно, ничего не сказать, если просто сказать, что это больно. Потому что, естественно, никакой анестезии, ничего… Такая штука. А в больнице я познакомился с парнем из города Серпухов. Москва и область – мы земляки считались. А он такой здоровый, огромный пацан, и мы с ним сдружились, Лёха его звали. Но его пораньше выписали, тоже с какой-то травмой. Он, наоборот, не пострадавший, а об кого-то руку, что ли, сломал или ещё чего-то. И он служил тоже в стройбате, тоже в Ангарске, только у нас часть стояла в Четвёртом поселке, а они стояли прямо за нашей частью. Это было обособленное подразделение, называлось оно… Даже не часть. Это была командировочная рота какой-то другой части из Читы. Что они делали, для чего они там были, никто не знал. Командировочные, вот эти, как мы их называли – это просто атас! Такого я не видел нигде. Я когда выздоровел, я пошёл к Лёхе в гости и офигел. То есть, эти почти сто человек, эта рота, они находились под командованием одного какого-то лейтенантика, который там даже не появлялся. Просто не появлялся и всё. Потому что эти отъявленные товарищи – они реально были такие отъявленные. Видимо, их даже… А Чита – это ещё хуже, чем Ангарск. Их даже из Читы командировали, лишь бы их не было нигде. Они жили в реально деревянном бараке, с реально текущей крышей. Они реально сами себе пекли хлеб, у них был свой «Газон» 53-й, на котором они с какой-то фабрики-кухни, видимо, была какая-то договоренность, возили какие-то обеды себе. Они нигде не работали, постоянно дрались, устраивали поножовщину, играли в карты и ходили в гражданке. У них даже забора не было вокруг барака. Ну и Лёха там был в авторитете. Я пришел, он: «Во, земеля мой!», туда-сюда. Я так-то немного с ним общался, но тем не менее… Но он сыграл очень важную роль, потому что мы переходим к теме чеченцев.

Володе надоело крутить многострадальную травинку. Он сильно размахнулся и попытался закинуть её как можно дальше. Улететь она никуда особо не улетела, но пар он, видимо, немного выпустил.

– Пока мы были совсем салабоны, нас долбили все абсолютно. И «чехи»,[62] и не «чехи» – ну салабоны, да? «Чехи» очень долго не знали, что такое музвзвод и где он находится. Из Грозного был всего один человек. Он был очень интеллигентный, высокий, красивый, действительно джигит. Он не занимался никакой фигнёй вот этой. Он был парторг или комсорг, и к нему все уважительно относились. А остальные были прямо вот с гор – дети пастухов и сами пастухи. И их была не рота, их было пятьдесят человек. Но для полка почти в тысячу – это более чем. Пятьдесят чеченцев – это… Потому что они всегда держались вместе, все вопросы они решали исключительно с позиции силы… Одного они всегда избивали всей толпой. С нами они как-то не очень контактировали, они с армянами сначала начали воевать. Я помню, как… А у нас был в роте армянин. И он же армянин, он же гордый. И чего-то где-то они зацепились, и его выловили около гаражей… Ну, я его не узнал. Не узнал человека! Он пришёл с головой восьмиугольной, и такой… В общем, думали, что помрёт. Но нет, выжил. И «чехи» так решали вопросы. Но где находится музвзвод, они никак не могли понять. Выходят откуда-то люди и куда-то заходят. А эта дверь – они никак не могли опознать, что она ведёт как раз туда, куда им хочется. И нашёлся один среди них, самый сообразительный. Он был очень большой – очень большой, прямо мускул на мускуле. Он, видимо, мясо ел сырым и поднимал камни… Его звали Тамерлан. Он как-то подсмотрел, что эта дверь открывается, ворвался – и такой: «Ааа, вот вы где прячетесь!» – это год прошёл! И в свойственной ему беспардонной манере начал везде заглядывать, рыться в вещах. Мы ему пытались возражать, что было совершенно бесполезно. Его интересовала только еда. Он привёл потом с собой ещё пару человек, примерно таких же, как он, и они нас подстерегали около музвзвода, когда приходили посылки. Они врывались в музвзвод, и… Ну а мы-то как посылки в армии делили? Носки тебе мама прислала – это твоё, грубо говоря, а хавчик