Довганик и Звонарь закончили работу, отнесли инструменты в колокольню и вернулись на улицу, присев на скамейку.

– Ну какие ещё интересные моменты в самой службе… – продолжил Вова, – она вся была такая… Как сказать? Она была сначала унизительно-салабонистая, а когда уже перевалило за год, мы уже многое себе могли позволить. Во-первых, я уже рассказывал, мы бесстыдно воровали государственное имущество, продавали – деньги были. Были деньги даже для того, чтобы ходить в рестораны… Один раз мы попёрлись на дискотеку. Но это было где-то ещё, может быть, в первые полгода службы, может, чуть больше. У нас не было гражданки, и мы пошли в город, просто по увольнительной, в парадной форме. А контингент города Ангарска – я уже рассказывал. Это либо практически зеки, либо их дети. То есть всё, что передвигается в форме, для них несёт потенциальную угрозу. Они не разбираются, что это – чёрные погоны, стройбат, или красные погоны, внутренние войска – это солдаты, которых надо бить. А мы пошли на дискотеку в центральный ДК. И как только туда зашли, кто-то оказался более-менее сердобольный, к нам подходит и говорит: «Ребят, лучше валите отсюда. Потому что солдат здесь не любят и вас сейчас будут бить». Ну а нас человек двенадцать, нам не очень страшно. Хотя там-то человек двести. Ну и мы начинаем что-то изображать, танцевать, трали-вали. Тут музыка прекращается, потому что диджей тоже был, видимо, убеждений таких же, как и всё остальное население. И вся эта толпа на нас набрасывается. Мы успели выбежать из ДК и нас рассеяли по прилегающей территории – остановки, лавки, парк, ещё что-то. В общем, грубо говоря, каждого из нас била отдельная группа советских граждан. Мне повезло больше всех, потому что… ну в кавычках, как обычно. Потому что мало было того, что меня свалили с ног и били. Тогда был фильм «Пираты двадцатого века», а в нём герой Нигматулина, он сломал хребет таким приёмом – то есть человек какой-то лежал, а он подпрыгнул и двумя пятками в позвоночник. Тот: «Ааа!». И всё, и умер. И какой-то ангарец, видимо, недавно посмотрел этот фильм, он сделал то же самое два раза, только на мне. Но он промахнулся мимо позвоночника и сломал мне два ребра. А одно ребро проткнуло правое лёгкое. Прям проткнуло! Но кроме диких болей, я ничего не почувствовал. Но эта драка быстро рассосалась, потому что местные менты – они быстро среагировали. Кто-то их вызвал. В общем, туда-сюда, эти все разбежались местные, ну и мы сели на автобус, который идёт в Четвёртый поселок, и поехали. Я еду, а мне всё хуже и хуже. Я не могу дышать, начинаются какие-то хрипы. Ну а мы пришли в часть, мало того, что в непотребном виде, так ещё и с запахом алкоголя. Потому что перед тем, как идти на дискотеку, мы, естественно, употребили что-то. Ну и, значит… Всех, кто с запахом, всех сразу же на гауптвахту, а находилась она прямо в здании КПП.

– И что, никто не заметил, что у тебя проблемы?

– Да какое там… На гауптвахте служили наши же однополчане, которые по каким-либо причинам не остались в роте. Это был комендантский взвод. Они жили отдельно, в отдельной казарме, у них было боевое оружие, они осуществляли именно комендантские функции, в том числе – охрану гауптвахты. А люди там подобрались такие, которые по каким-то причинам в роте не прижились. Собственно говоря, могли и просто начать издеваться с первых дней службы, и таким, как правило, предлагали: «Слушай, ты парень здоровый, а чего ты такой, не можешь отпор дать?» – Есть такие люди, да. Отбирали не каких-то дрищей, а физически крепких и здоровых, не судимых, что самое главное – но слабохарактерных. Их – в комендантский взвод. И, естественно, на весь остальной личный состав полка они точили зуб и ненавидели. Когда привозили нового арестанта – для них это был просто праздник. Изгалялись они особенно изощрённо. Там была камера – я не знаю, сколько их было всего, я побывал в одной, мне хватило. Причём я побывал с пробитым лёгким, с так называемым пневмотораксом. Это была камера, метр на метр. То есть, в ней можно было либо стоять, либо сидеть на корточках. Лежать было нельзя. И бетонный пол. И вот тебя закрывали в эту камеру, а потом туда выливали ведро хлорки – воды, разведённой с хлоркой, они уже знали, в каких пропорциях, чтоб ты ласты не склеил. Ну это что-то с чем-то! Во-первых, ты уже не мог на корточках сидеть, потому что это мокрый пол в хлорке – мог только стоять. И пары этой хлорки – они выедали всё. Глаза, дыхание – это трындец! В этой камере могли продержать до двенадцати часов. И меня сразу в эту камеру, как-то она у них, типа, «дезинфектор» называлась, что ли… Умирало всё живое в ней. Но они увидели, что мне реально плохо. У меня пошла кровь горлом. Меня перевели в обычную камеру, где ещё один арестант какой-то был, даже дали матрац. Чтобы как-то… Чтобы я выздоровел…