– Ничего, – сочувственно утешал Самурая и Танаку Веласко, заглядывая в каюту посланников. Когда он подошел ближе, японцы почувствовали запах немытого тела, из-за морской болезни он стал еще сильнее. – К качке привыкают. Дней через пять большие волны и даже шторм будут вам нипочем.

Самураю в это верилось с трудом. Он завидовал молодому Ниси, который спокойно разгуливал по кораблю, с любопытством все рассматривал и выспрашивал у Веласко значение незнакомых, чужих слов.

Прошло три дня, потом четыре, и, как ни странно, Самураю, как и говорил Веласко, стало легче. А на пятый день, утром, он впервые вышел из пропахшей лаком и рыбьим жиром каюты и стал подниматься наверх. На палубе никого не было; резкий порыв ветра ударил Самураю в лицо. У него захватило дух, и глазам открылся окружавший его со всех сторон простор, по которому катились пенящиеся водяные валы.

Самурай видел безбрежное море в первый раз. Не было ни земли, ни даже крохотного островка. Волны сталкивались, смешивались, издавали боевые кличи, как сошедшиеся в битве воинства. Бушприт пронзал пепельно-серое небо, поднимая тучи водяной пыли, корабль, казалось, проваливался в пропасть и тут же снова взлетал на волну.

У Самурая закружилась голова. От ветра, хлещущего в лицо, перехватило дыхание. Море простиралось повсюду, куда доставал взгляд: и на востоке, где в безумной пляске бились волны, и на западе, где сшибались друг с другом водяные валы, и на юге, и на севере. Самурай впервые в жизни убедился воочию, как огромно море. Перед его необъятным простором долина, где он жил, представлялась крохотным маковым зернышком. Самурай издал возглас восхищения.

Послышались шаги. На палубу вышел Тюсаку Мацуки. Худой и угрюмый, он тоже долго не сводил глаз с этого величественного зрелища.

– Как же огромен мир. – Ветер разорвал фразу Самурая, как листок бумаги, и унес обрывки в морскую даль. – Даже не верится, что море простирается до самой Новой Испании.

Стоявший к нему спиной Мацуки не пошевельнулся – видимо, не слышал. Он еще долго не отрываясь смотрел на море, наконец обернулся. Тень от мачты падала ему на лицо.

– Нам плыть по этому морю два месяца, – сказал он. Его слова тоже унес ветер.

– Что вы сказали? – переспросил Самурай.

– Я хотел спросить, что вы думаете о нашем поручении.

– О поручении? Думаю, мы должны быть благодарны, что нам поручили такое дело.

– Я о другом. – Мацуки сердито покачал головой. – Почему, по-вашему, нам, самураям невысокого ранга, доверили эту важную миссию? Как только корабль покинул Японию, я только об этом и думаю.

Самурай молчал. Этот вопрос с самого отплытия мучил и его. Почему посланниками выбрали их? Странно, что во главе посольства не поставили никого из высших сановников.

– Господин Мацуки…

– Мы просто пешки в игре, – словно в насмешку над самим собой проговорил Мацуки. – Пешки Высшего совета.

– Пешки?

– Понятно, что такую высокую миссию следовало возложить на крупного вельможу, а вместо него назначают нас, мэсидаси. Почему? А потому, что никому до нас нет дела – потонем мы в море или заболеем в этой неведомой стране южных варваров. Ни Его Светлости, ни Высшему совету, никому от этого беспокойства не будет.

Увидев, что Самурай изменился в лице, Мацуки, словно радуясь этому, продолжил:

– Нас только называют посланниками, но ведь мы не знаем языка, мы всего лишь гонцы, которые с помощью этого Веласко должны передать послание Его Светлости кому надо. Лишь бы началась торговля с Новой Испанией и корабли южных варваров стали заходить в Сиогаму и Кэсэннуму, а что с нами будет – хоть мы сгнием там за морем, в чужих землях, – Его Светлости и сановникам не важно.