Вазген и другие мои одноклассники, Жора Меликян и Андрей Задикян, были своими в школьном вокально-инструментальном ансамбле. Я им жутко завидовал, и не только из-за того, что не умел играть на гитаре и не был уверен в своем голосе, но еще из-за их популярности среди наших девчонок.

Мне приходилось довольствоваться пением в школьном хоре – выступали мы обычно в кинозале зимнего Дома культуры Лоо по большим советским праздникам. В нем же смотрели кино, листали газетные и журнальные подшивки, иногда танцевали рядом, на открытой танцплощадке, под звуки принесенного с собой магнитофона…

Прошли годы. На месте разрушенного «перестройкой» ДК теперь стоит величественный каменный храм во имя Святого Апостола Симона Кананита, в котором тоже звучит хор, но только церковный.

Новый год школа готовилась встретить традиционным концертом. Нашему 10-му «а» досталась самая незавидная его часть – инсценировка классики (на выбор). Нас не радовал даже сам факт, какого-никакого, но выбора. Во время классного часа, на котором и была объявлена «новость», мы прятали глаза в пол – никого не прельщала возможность проявить себя на сцене. Пришлось назначать «ответственного» – им оказался я.

Не знаю, почему, но на горизонте моих мыслей появился «Челкаш» Максима Горького, точнее, его концовка. Героев там всего двое: бродяга Челкаш и крестьянин Гаврила; конфликт ясен и зрим, без декораций и вовсе можно было обойтись. Я «привлек» подходящего своей комплекцией и вальяжностью Андрея Задикяна, и работа тронулась в путь.

Были перечитаны рассказ и комментарии к нему, мы сходили с магнитофоном на морской берег, записали плеск «речной волны», подобрали подходящую одежду, склеили из картона что-то вроде весельной лодки (сидеть в ней было не обязательно). Постепенно мы с Андреем увлеклись, да так, что решили сделать сценку совсем реалистичной.

В конце действия Гаврила бросает в Челкаша булыжник и разбивает ему голову, – Андрей скрутил из тряпок «камень», а мне надо было придумать трюк с искусственной кровью.

За день до выступления я залил томатный сок в небольшой, размером с грецкий орех, целлофановый пакетик, склеил его края горячим утюгом и оставил «отдыхать». К вечернему концерту пакетик почему-то раздулся и «кровь» в нем стала почти бурой. Эта метаморфоза меня не смутила – голова была занята постоянным повторением текста.

Мы с Андреем завершали концерт: Челкаш щеголял босыми ногами (я буквально истолковал слово «босяк»), а свежеиспеченный «деревенщина» – характерным армянским акцентом.

Мы славно поработали на сцене: раздавили ногами лодку, что-то кричали, дико вращая глазами, а в самый ответственный момент Гаврила-Андрей размахнулся и изо всей силы запустил в мою голову не бутафорский булыжник, а, наверное, комок своих измученных нервов.

Он не промахнулся – «камень» отскочил от моего затылка в потолок, а от него в противоположную стену. Зрители раскрыли рты от неожиданности и недоумения, но через секунду их ждал еще один сюрприз: я скорчил рожу, громко застонал, схватился за голову ладонями, в одной из которых был спрятан мой «боеприпас», и с жутким хлопком раздавил его. Коричневые и дурно пахнущие брызги окатили всю стену напротив – задние ряды стали бешено хлопать и улюлюкать, а сидевшие впереди зажали носы.

Надо ли говорить, какой фурор ожидал нас после концерта!.. Учительница литературы от избытка чувств наградила нас отличными отметками, «классная» трясла нам руки, а девчонки проснулись и стали стрелять глазами в нашу сторону, – я даже запомнил случайно услышанный комплимент в свой адрес: «-Он вылитый молодой Горький! А усы, а усы!..»