Нас, плохо поющих, а зачастую просто открывающих рот, строили перед классом и заставляли исполнять разученные песни. Музичка ходила позади нас, наклоняла голову вперёд, вслушиваясь в наши фальшивящие голоса. Отпуская всё же поющих, пока не оставался один. Не я! Я успел сбежать от такого позора и сижу на последней парте, краснея.

Флаг. Мой друг снял флаг со школы. В то время это была политическая акция. Пионеры с комсомолом ещё не умерли. И я носил пионерский галстук. Сначала с гордостью, затем с равнодушием, позже прятал в карман. Устав комсомольской организации учить было лень – казалось бессмысленным. А ведь как я гордился, когда меня приняли в пионеры! Была зима, я шёл в расстёгнутой куртке, чтобы все видели, как огонь бьётся под воротником. А друг флаг снял. Этой теме было посвящено классное собрание после уроков.

После уроков оставляли и меня. Кабинет драить. Наша классная закрыла мой портфель с учебниками, чтобы не сбежал. Пришла, открыла кабинет, и её отвлекли. Я взял портфель и сбежал.

Да-да, и тогда сбежал на дачу. Туда уже перебралась бабушка с братом и сестрой. Не думал о том, что будет дальше. Мне важно было уйти от ора, от поедания супа, от отношения ко мне, как к ребёнку. Бабушка удивилась. Я наплёл нечто правдоподобное. Переночевал, и с утра поехал к линейке. Перед работой трудников строили во дворе. Пришла мать и, ни слова не говоря, протянула мне ключи от квартиры.

Я по-прежнему стараюсь убежать от проблем, и настоящее даёт мне ключи от будущего.

Теперь и ты мне протягиваешь ключи.

– Что это? – спрашиваю я.

– Это ключи от нашей новой квартиры, – говоришь ты и улыбаешься.

Я обнимаю тебя. Любимая. Ты мой ключ в будущее.

Я шел домой через двор и в сугробе увидел обезьянку. Самое подходящее для неё место. Идиллическое.

Я огляделся, на улице никого: ни прохожих, хоть отдаленно напоминающих владельца такой экзотики, ни детей.

Поднял обезьянку и сунул себе за пазуху.

– Ну зачем же ты сбежала, от своего хозяина? – поинтересовался я. – Или хозяйки?

Я подошел к парадной, нагибая голову и направляя голос в отворот куртки.

– Это ты была плохой обезьянкой или хозяева твои были нехорошие?

Говорил, поднимаясь по лестнице:

– Теперь ты будешь игрушкой моего сына. Не знаю насколько он будет хорошим хозяином, да и ты я вижу дама с характером, но надеюсь, что вы подружитесь.

Я открыл дверь, и в коридоре меня встретил сын, обняв ноги.

– Привет, папа!

– Привет! – сказал я тоненьким голосом, вытаскивая обезьянку из-за пазухи. Надел ее на руку. Она была похожа на коричневую рукавицу с двумя большими пальцами, изображающими руки, смешная голова надевалась на указательный…

– Привет-привет, Илюха! – сказал я за обезьянку, покачал ее подчиненной головой. – Меня зовут Ксюха!

Почему я выбрал это имя? Не знаю. Ляпнул первое, что пришло в голову.

Обезьянка обняла сына за шею. С этой минуты они не расставались. Обезьянка контролировала, как мальчик ест, как ложится спать, как хулиганит, и была очень недовольна (если такое случалось) плохим поведением мальчишки, даже осуждающе качала головой из стороны в сторону.

Ну кажется, что такого – простая тряпка, надеваемая на руку – а столько радости, столько чувств. В магазинах тонны чудесных игрушек, часть из них перекочевали на полку около кровати. И перманентно радуют ребенка, выполняя свои социальные игрушечные роли.

Но любимая одна! И она не продается в магазинах. Я высматривал нечто похожее, когда обезьянка сбежала.

Илюха поехал с бабушкой на новогодний праздник. Они ехали обратно и задремали. Обезьянка выпала из ослабших рук. Спохватились, но троллейбус уже ушел с кольца на линию. Там где-то на линии у обезьянки появился новый хозяин… или хозяйка.