Но как же! Ведь она так любила всякие званые обеды – и в гостях, и дома! Радостно участвовала в приготовлении еды, в оформлении стола, в самом вкушении – тогда она ела с удовольствием, смакуя, наслаждаясь вкусом и процессом.

В 20 лет пошла на шейпинг. Там назначали такие нормы питания, а вернее, непитания почти ничем, что у нее начались голодные истерики, и тут она довольно быстро бросила эту затею, потому что, опять же – нужно было учиться. Но вот уже позже, четыре года спустя, обнаружила, что стала – постепенно – питаться, а вернее непитаться почти ничем ровно так же. Но мотивация – была другая. Из высокодуховных соображений укрощения плоти, ей это давалось куда легче. Во всяком случае – понятнее. А для фигуры – это неинтересно. Но и то сказать, теперь не нужно было нудно считать калории! Правда, тело и теперь было с ней не согласно, да кто ж его теперь слушал…

Про одежду картинки – тоже очень разные.

Вообще-то шить Женя не очень любила, потому что считала, что не умеет, но шила, как и ее мама – если уже шить, то уж так, что какой-нибудь комар-профессионал нос не подточил бы. Но это ж уйма времени! Но ей не жаль было многих примерок перед зеркалом и долгой возни. Шила на каникулах. По магазинам тканей ходила – как в картинную галерею. Рождался образ – мама уговаривала Женю учиться на модельера – и с ним она с волнением в груди ходила от стенда к стенду – и вдруг – оно! – находила нужную ткань. Образ был или свой – или из журналов, но по-другому. Шикарное – и это слово весьма уместно! – платье из «Бурды», в стиле сафари, с кучей деталей, но совсем иная идея ткани: из красиво очень мелко, очень деликатно жатого хлопка с мелкими пастельно-сиреневыми розочками – шила летом почти месяц… И вот, ведь, где-то вскоре ее и понесло совсем в заоблачные дали, и Женя отдала платье маме. Та носила, потому что оно было действительно и красивое, и стильное, и прелестное, и качественное, а Женя все равно категорически не стала… А английский пиджак из блестящей шелковой вискозы Женя отдала сестре. Она успела сшить эти вещи, будучи одной Женей, но носить уже не успела. И маму в платье, и сестру в пиджаке неизменно осыпали комплиментами.

Как и с едой в детстве, если ее отрывали от погружений в высь, она взирала на занятие одевания – то ли ей что-то дарилось, то ли шилось, то ли покупалось – как на непонятную мельтешню, скучную необходимость: отпустите меня уже поскорее.

С какого-то времени выбор и вообще необходимость идти в магазин, примерять, выбирать, тратить на это время и! – смотреть так долго в зеркало! – стали вызывать у нее совсем тоску, и она старалась об этом не думать и откладывать как можно больше на попозже. Правда, она по-прежнему шила и вязала – добытое личным трудом как-то больше вписывалось в ее миропонимание – и она позволяла себе это носить. Если… не отдавала кому-нибудь. И не только маме и сестре. Правда, такое впечатление, что лишь бы отдать… Хотя в тот момент казалось, что кому-то нужнее или лучше будет эта вещь. В результате всего в ее гардеробе хронически не хватало одежды на какие-нибудь случаи или даже погоду… Дошло до того, что однажды на Новый год, сама придумав себе образ и собираясь в магазины, вошла в состояние паники, приведшее в итоге к несварению желудка. Тогда она, правда, задумалась – что что-то не то…

Как-то сами собой в ней взросли и заполнили много места именно эти особенности ее бытия.

… – Ну, и что? – подумала она, вспомнив сейчас всё это. – Это и с другими, наверно, бывает. И можно объяснить, наверняка, какими-нибудь психологическими причинами, «из детства». Сколько народа ходит в одном и том же чуть не зимой и летом… «Привязка к школьной форме», опять же… – Но ты же сама это и отмечала, и тебе не очень нравилось такое однолепие. Можно объяснить – объясни. С другой стороны, а причем тут еда?.. Опять же, не всех на каждом углу называют «монахиней»..