– Госпожа Шеус, могу я надеяться, что ваши снимки не попадут в газеты?

– У членов Совета нет привычки делиться с журналистами следственными материалами, – за меня резко бросает Алан.

– Я предпочёл бы услышать госпожу, – не унимается патер.

Мне не остаётся ничего иного, кроме как ответить, подражая важному тону госпожи Шеус:

– Можете не сомневаться, господин Никос.

Комната, куда он нас приводит, – крошечный кабинет с узким окошком. В углу притулился небольшой письменный стол с визором, сбоку – жёсткий стул, вдоль стены – стеллаж с рядами аккуратно пронумерованных папок, напротив два табурета и тумбочка. Мне любезно уступают стул, и я неуклюже сажусь: подводит разница в росте между мной и госпожой Шеус. Алан прислоняется к стене, дядя Коэн придвигает табурет. Второй табурет оставляют господину Никосу, но патер его игнорирует.

– К сожалению, это единственное подходящее помещение. Кроме него, в храме предусмотрены лишь комната для прощаний, гардеробная служителей, кладовая и уборные.

На лице Алана читается ехидный ответ, но дядя Коэн его опережает:

– Благодарю, этот кабинет нас вполне устраивает.

Господин Никос кивает и разворачивается, бросая на ходу:

– Минут через десять я пришлю к вам брата Сáнио. Не раньше.

– Прекрасно, – Алан потирает руки и ставит мощнейший барьер от подслушивания. – Лин, главный вопрос! Какого цвета аура человека, усыпившего Алонио?

– Лин?! – изумляется дядя Коэн.

– Лин Шэнон. Не думал же ты, что я смирюсь с идиотскими требованиями храмовников?

– Это обман, – хмурится бывший архимаг Кериза.

– Это необходимость, – парирует архимаг нынешний. – Мы ловим убийцу, нет времени объяснять наглому юнцу, насколько он несправедлив к природникам. Если нас разоблачат, я возьму вину на себя. Твоя совесть чиста. Итак, Лин, что ты скажешь?

Мне требуется глубоко вздохнуть, прежде чем произнести:

– Аура этого мага белая. Но это ещё не всё. Она полностью совпадает с аурой убитого.

Если бы рядом дыхнул пламенем виверн, и то эффект был бы слабее. Алан подаётся вперёд:

– Получается, Алонио усыпил себя сам?! Я видел сходство, но надеялся, что цвет энергии окажется другим.

– Лин, ты не могла… м-м-м… ошибиться? – осторожно переспрашивает дядя Коэн и прежде, чем я возмущусь, добавляет: – К примеру, более мощная аура покойного перекрыла чужую.

– Цвета в ауре не перекрываются и не смешиваются, – обиженно отвечаю я. – Если человек – погодник и стихийник, его аура жёлтая и голубая, а никак не зелёная. Я готова свидетельствовать, что заклинание создал господин Алонио. Никакой другой магии, кроме божественной, поблизости не применяли, лишь порталы оставили оранжевые следы.

– Демоны! – Алан сжимает кулаки. – Коэн, ты понимаешь, что это значит? Понтифик преспокойно спал, когда какой-то мерзавец приволок его в храм и изрезал ножом! Вряд ли это мог сделать посторонний, скорее кто-то из окружения Алонио! А Никос что-то знает или подозревает, недаром он не хочет расследования!

– Не горячись, – осаживает его дядя Коэн. – Поспешные выводы, мальчик мой, редко бывают правильными. Лин, что-нибудь ещё?

Колеблюсь, говорить или нет. Увиденное кажется слишком сомнительным. Но в расследовании важна любая мелочь, даже самая невероятная.

– Аура господина Алонио не такая ослепительно белая, как у других служителей Всевышнего. Она будто испачкана. После смерти аура тускнеет и рассеивается, но я впервые вижу, чтобы она серела.

– Может быть, это из-за перенесённых страданий? – предполагает Алан.

– Нет характерных тёмных пятен. Погибший не чувствовал боли, пока истекал кровью.

– И сколько времени он… истекал? – уточняет дядя Коэн.