– Почему он не защищался? – гневно спрашивает господин Никос.

– Его усыпили заклинанием, – подтверждает моё заключение дядя Коэн.

– Не держите меня за идиота, – отрезает патер. – Это я и сам прекрасно вижу! Алонио – маг высшего уровня. Он не дал бы себя усыпить! Ему внушили не сопротивляться!

– Тогда зачем вы задаёте вопросы, на которые знаете ответ? – прищуривается Алан.

– Потому что все понимают, чьих это рук дело! – патер сжимает кулаки. – Это богомерзкая природная магия, которой не место в Керизе! Не удивлюсь, если выяснится, что Алонио изрезал себя сам, повинуясь внушению!

– Дорогой господин Никос, – вкрадчиво замечает дядя Коэн, – возьмите нож и попробуйте нанести себе такие порезы сзади. Никакая богомерзкая магия на подобное не способна, разве что она отрастит вам ещё одну руку на спине и глаза на затылке. К тому же природникам нет надобности кому-либо что-то внушать: они воздействуют на живые организмы напрямую, без ведома хозяина тела.

– Более того, внушать умеет любой маг в Керизе, независимо от направленности дара, – подхватывает Алан. – Кстати, о направленности. Любой природник с ходу определит, маг какой энергии воздействовал на господина Алонио. Почему вы против его присутствия в храме?

– Ни за что! Эти… – пастор проглатывает словечко наподобие «тварей», – не скажут правды. Будут покрывать себе подобных. И постороннее вмешательство нам не требуется. Мы были обязаны уведомить Совет Магов – мы его уведомили. Верховное Собрание выберет следующего понтифика, он и назначит комиссию по расследованию. Не смею вас задерживать.

– Простите, господин Никос, – холодно произносит Алан. – Пусть служители Всевышнего и не подчиняются Совету, однако правосудие для всех едино. Управление Магического Контроля в первую очередь рассматривает убийство господина Алонио как нарушение законов Кериза. В соответствии с этими законами мы и собираемся действовать. Опросим свидетелей и подозреваемых, установим и накажем виновного. Мы и так идём на значительные уступки, уважая ваше стремление не предавать огласке ужасные обстоятельства смерти понтифика. Вместо рядовых сотрудников УМКи этим делом займусь я лично.

– Желаю удачи, – издевательски кланяется патер. – Запретить вам исполнять ваш долг я не могу. Вы закончили здесь? Нам нужно подготовить тело Алонио к последнему пути.

В глазах Алана вспыхивает недобрый огонёк. Он вскидывает руку, и вся кровь с постамента, цветов и тела покойного исчезает. Становится видно, что порезы на коже понтифика – это цифра один, которую убийца вырезал бесчисленное количество раз. Пока патер задыхается от негодования, я очень быстро делаю снимки.

– Вы… вы… – господин Никос не находит подходящих слов. – Как вы посмели?!

– Упростил вам приготовления, – взгляд Алана не менее яростный. – Или вы собирались провожать господина Алонио в таком виде?

Дядя Коэн негромко кашляет, привлекая внимание:

– Господин Никос, простите. Нам необходимо опросить того патера, который первым нашёл тело, затем взять показания у всех служащих храма. Деликатность расследования не позволяет вызвать их в УМКу, не найдётся ли у вас здесь помещения, где мы могли бы побеседовать без помех?

Огромным усилием воли патер подавляет гнев и указывает на боковой проход между колоннами:

– Следуйте за мной.

Иду за грозным патером. Его спина в шаге от меня, белая мантия обтягивает неплохую мускулатуру. Светло-русые, не пепельные, а какого-то песочного цвета волосы небрежно сплетены в косу и связаны серым шнурком. В голову лезут дурацкие мысли: интересно, а что священнослужители надевают под мантии? В этот момент патер оборачивается и хмурит лоб: