Двуногие на некоторое время остолбенели, а мы, собаки, залились радостным лаем. Наконец Баба-яга немного пришла в себя и тут же завопила благим матом.
Дождавшись, пока она задохнулась собственными словами и на секунду замолкла, пожарный со шлангом улыбнулся и сказал:
– Вот видите, Елена Павловна, я потушил вашу кошку! – И добавил: – За сегодняшний день мы вам штраф выписывать не будем!
После этого пожарные, посмеиваясь, свернули кишку и быстро уехали, а Бабы-яги и след простыл, как и ее кошки. А у нас праздник продолжался, и наши хозяева веселились так, что даже остатки шашлыка с нами поделили. Только еще одно происшествие чуть не омрачило всеобщее торжество. В пылу веселья один из Лизиных поклонников резко встал и полуобнял ее за плечи. Полностью обнять ее он, если бы даже захотел, не смог бы, потому что Берта с глухим ворчанием буквально взвилась в воздух – не ожидал от нее такой прыти, – и в следующий момент парень уже лежал на земле, а Берта стояла над ним, наступив ему на грудь, и жарко дышала ему в лицо. В общем, ничего не случилось, хозяин Берту отозвал, парню помогли подняться, он был цел и невредим, но почему-то стал совсем белым. После этого вечера я его никогда не видел.
Да, с Бертой шутки были плохи! Мне, честно говоря, это в ней нравилось, порой я готов был за ней бегать как хвостик, которого у меня нет. Показала она себя во всей красе в следующий раз, когда мы были на даче. В тот день светило солнышко, но не кусалось. Мама называет эту пору бабьим летом. Мы с Мамой приехали туда в автомобиле, и Санни с Бертой меня радостно встретили. Кроме них, на даче была еще Художница с мужем. Впрочем, что делали люди, нас не интересовало, Санни играла с палкой, а мы с Бертой носились по участку, сминая по дороге кусты.
Занимаясь своими делами, мы чуть не прозевали прибытие гостей. У калитки остановился автомобиль – я по нюху его узнал, это был джип Голенастой. Оттуда высыпало все семейство наших соседей – сама Голенастая, Гала, Пошатывающийся и еще один тип. Этот персонаж был кавалером Голенастой, который часто появлялся в нашем доме. Бабушка прозвала его Дуремаром, хотя по-настоящему его звали как-то по-другому. Как-то раз мы с Мамой к ней пришли и застали у нее Галу, которая жаловалась, что «этот тип присосался к ее дочери, как пиявка». К Бабушке вообще все соседи приходят жаловаться на жизнь, и всех она выслушивает. Мне это не нравится, потому что отнимает ее у меня, тем более что некоторые приходят со своими собаками, а это уже верх наглости – Бабушка моя, и только моя!
Но на этот раз Гала была без своих барбосов, и мне стало интересно. Я как-то видел, как Дуремар с Голенастой целовались во дворе, так действительно было похоже, что он присосался, потому что это было очень долго и дама его в конце концов оттолкнула. Но на пиявку он вроде не похож, хотя длинный и тощий. Я-то знаю, что такое пиявка – мне Мама показывала этого толстого червя, когда я случайно провалился в пруд, и объяснила, что эта гадость ко мне прилипнет и не отстанет, если я не буду ее слушаться. Из разговора Мамы и Бабушки я усвоил, что Дуремар, в честь которого окрестили кавалера Голенастой, – это не пиявка, а всего лишь имеет какое-то отношение к пиявкам, и, главное, что в фильме про Буратино он ходил в клетчатой кепочке, как и наш. Мне Дуремар никогда не нравился – он пахнет отвратной смесью табака, какого-то одеколона и страха. Наверное, страхом он пахнет не всегда, а лишь тогда, когда встречается с собакой. Неудивительно, если он вынужден тесно общаться со Швабриком!