«Мне кажется, я не помню некоторых событий после погружения. Эти записки должны дать мне подсказку. Я разложу их везде. Ада».

Не найдя больше ничего и не придумав, что еще можно сделать, Ада решила сходить еще раз на площадь и расспросить женщину, которая дала ей письмо.

Была ночь, но город никогда не спал. Улицы были залиты искусственным желтым светом, люди так же толпились в проходах, у ларьков и около скамеек. Стало еще более душно, неподвижный теплый воздух был вязким и липким. Ада редко выходила по ночам, ее единственный интерес здесь, Хуруб, была скрыта в тенях над площадью – она проплывала выше того уровня, где было освещение. Из-за этого движения Темной Реки сливались, скрывались в темноте, подобно перемещению огромного зверя под черной поверхностью воды. Лишь иногда случайный луч отражался от шевелящейся черной громады да упругие толчки воздуха сообщали, что рядом пульсирует тысячетонный монстр.

Ада нашла старуху сидящей на корточках около тележки, от которой воняло чем-то приторно-кислым. Она дремала, привалившись к стене, ее темные заскорузлые руки лежали на коленях. Ада аккуратно приблизилась, боясь побеспокоить, но старуха словно почувствовала движение, ее глаза открылись.

– Простите, – Ада попыталась неловко присесть рядом, чтобы вызвать доверие, – вы можете поговорить со мной? Я заплачу.

Лицо старухи, казалось, было неспособно передавать хоть какие-то эмоции. Она сухо спросила:

– Ты принесла коробку?

– Нет, еще нет. Вы можете рассказать, что было со мной в последнее время?

– Ты опять все забыла? Я утром дала тебе посылку.

– Нет. Нет. Это я помню. Что было до этого?

– А. Вот ты о чем. – Маленькое грузное тело с оханьем поднялось. – Ты пришла несколько дней назад, дала мне коробку, заплатила, сколько договаривались, и попросила, как обычно, отдать ее тебе, когда ты в следующий раз придешь. Я должна иногда поглядывать на площадь и, если увижу тебя, подойти и отдать тебе посылку.

– Это все?

– Вроде все. Но в прошлый раз ты еще сказала, что говорить с тобой можно, только если у тебя на голове не будет этой штуки… как присоска.

– «Хвоста»?

– Да. Ты так его и назвала. Точно. «Хвост». Какие-то штуки Старших?

– Да. Это устройство Старших. И что дальше?

– Я взяла коробку, и ты ушла.

– Спасибо. Извините, что разбудила.

Ада уже собиралась уходить, но старуха схватила ее за руку:

– Подожди, это еще не все.

– Как? – страх прокатился по телу Ады, словно темнота сжалась вокруг нее.

– Ты приходила опять, три дня назад. На следующую ночь после того, как я взяла коробку. Но это была не ты.

– Что это значит?

– То и значит, дочка. Я плохо вижу и человека узнаю больше по походке и осанке. Я долго не могла понять, что это ты. Ты двигалась иначе, стояла иначе. Ты искала что-то. Я поняла, что ты ищешь меня. Я спряталась и наблюдала за тобой. Ты стояла вот там, – старуха указала на место под фонарем.

– У меня на виске был «хвост»?

– Не знаю. Ты была в платке. Ты делала там что-то, но отсюда плохо видно, что именно.

Ада замерла, с ужасом разглядывая место, куда указала старуха. Ей захотелось скорее подойти, посмотреть, что там. Она сделала шаг в направлении, но темная рука крепко держала ее за локоть.

– Еще одно. Самое последнее. Когда ты не нашла меня, ты остановилась и стала смотреть на Реку. Ты все время на нее смотришь, но в этот раз Река говорила с тобой.

– Как?

– Я клянусь, когда ты смотрела на нее, она стала изгибаться, словно пыталась приблизиться к тебе.

Ада в нетерпении освободилась от цепкого захвата старухи и почти побежала к столбу, словно забыла там что-то очень важное. Одинокий столб вблизи центра площади ярко освещал пространство вокруг себя. Над головой, невидимая в темноте, переливалась Хуруб. С такого расстояния в ее гуле были отчетливо слышны щелчки постоянно соприкасающихся кубов. Ада в недоумении осмотрелась, не понимая, что Другая Ада могла делать здесь. Неожиданно она увидела плохо заметную из-за вертикально льющегося света надпись, выцарапанную на столбе, прямо напротив ее глаз, состоящую из одного слова: