Пятый этаж, длинный, гулкий коридор с одинаковыми, обитыми дерматином дверями без номеров, пахнущий мастикой и застарелым табачным дымом. Кабинет с высоким, тонущим в полумраке потолком. Массивный, как гробница, письменный стол, два кресла. Одно – моё, тяжёлое, хозяйское. Второе – для неё, жёсткое и неудобное.

Я вошёл через потайную дверь, замаскированную под стенку книжного шкафа, – старый, замшелый театральный трюк, который, однако, неизменно производил нужное впечатление на допрашиваемых. Л. вздрогнула, когда я появился словно из воздуха, и это было первое очко в мою пользу.

Я смотрел на неё, и она, оправившись, смотрела на меня.

– Присаживайтесь, – сказал я, указывая подбородком на кресло напротив. Голос я намеренно сделал ровным, безразличным.

Она села, машинально расправив складки простого платья. Сидела неестественно прямо, почти не шевелясь. Спина – идеально выпрямлена, руки сложены на коленях. Классическая поза человека, который всеми силами пытается сохранить самообладание.

Только чуть заметная, тонкая жилка на шее билась, выдавая внутреннее напряжение. Глаза – серые, с редким оттенком холодной стали – смотрели не на меня, а куда-то поверх моего плеча. Это был не вызов. И ещё не страх. Какое-то странное, сосредоточенное… ожидание.

– Вам известно, зачем вы здесь? – спросил я максимально буднично, тем самым тоном, каким спрашивают о получении справки в паспортном столе.

Она едва заметно пожала плечом, движение получилось даже изящным.

– Я полагаю, что это известно вам.

Тонкая игра. Она не станет первой озвучивать причины нашей встречи, не даст мне преимущества. Умно. Очень умно.

Я не спеша достал из стола тощую папку с её личным делом. Несколько пожелтевших листков, исписанных сухим, казённым почерком, несколько фотографий, скреплённых ржавеющей скрепкой. На верхнем снимке она лет двадцати трёх, не больше. Выразительное лицо с резкими, породистыми скулами, вьющиеся тёмные волосы, собранные в небрежный, артистический узел. Взгляд – не просто острый, а препарирующий.

– Вы окончили филологический факультет университета два года назад? – спросил я, хотя и знал ответ, разумеется. Ритуал есть ритуал.

– Да, – коротко ответила Л.

– С красным дипломом?

– Да.

Молчание повисло между нами, плотное как вата. Я понимал её тактику. Короткие, односложные ответы. Никаких лишних слов. Никаких эмоций, которые можно было бы использовать против неё.

– Расскажите о вашем круге общения, – произнёс я, наблюдая за каждым её движением, за малейшим изменением в дыхании.

Ага. Вот оно. В глазах мелькнуло что-то – секундный, почти неуловимый проблеск неуверенности. Но тут же исчезнувший, утопленный. Профессионально. Слишком профессионально для двадцатипятилетней девушки-филолога.

– Мой круг общения достаточно широк, – ровно ответила она. – Преимущественно коллеги по университету, несколько человек из литературных кружков.

– И что вы обсуждаете в этих кружках?

– Литературу. Искусство.

– Только?

На губах её промелькнула еле заметная, почти призрачная улыбка:

– А что ещё может быть интересно молодым гуманитариям в наше время?

В этот момент я окончательно понял, что передо мной не просто перепуганная молодая женщина. Передо мной – противник. Умный, осторожный, великолепно подготовленный. И наша игра, эта партия, только начиналась. Я продолжал изучать её, но уже не как энтомолог насекомое – сравнение пошлое и неточное, – а скорее как часовщик изучает незнакомый механизм с тикающей внутри взрывчаткой. Каждое её движение, каждый еле заметный изгиб брови, пауза перед ответом – всё было важно.