– Неприятный тип, – пробормотал я.

– Это вы ещё мягко сказали, – кивнул Аркадий Вениаминович. – А теперь давайте посмотрим, из чего слепили этого… товарища. – Он положил на стол ветхий документ. – Метрическая выписка. Родился в 1907-м, в семье рабочего Путиловского завода и прачки. Вот, кстати, их единственное семейное фото.

Я взял другую, совсем потрёпанную карточку. Мужчина в косоворотке, усталая женщина и насупившийся подросток с уже знакомым мне тяжёлым взглядом.

– Отец погиб в Гражданскую, – продолжил архивариус, выкладывая следующий документ, как карту в пасьянсе. – А вот личное дело из школы ФЗУ. Специальность – слесарь-инструментальщик.

– А это что? – я указал на другую бумагу.

– Характеристика из комсомольской ячейки. Обратите внимание на формулировки: «Идейно подкован. В борьбе с мещанством и оппортунизмом беспощаден». В тридцатые годы такая характеристика – это путёвка в жизнь. Или на тот свет, – он усмехнулся. – В его случае – в жизнь. Вот направление по комсомольской путёвке в ОГПУ. 1931 год.

Он сделал паузу, давая мне переварить информацию.

– Валентин с головой погрузился в новую работу. Учился хитрости, цинизму, жестокости и абсолютной лояльности. Учился, учился и ещё раз учился, – Аркадий Вениаминович с этими словами протянул руку к стоящему на столе чугунному бюсту Ленина и нравоучительно постучал вождю по чугунной же макушке.

Я едва сдержался от смеха. Сцена была до того абсурдной и в то же время точной. Она идеально описывала тот конвейер, который создавал таких как Кротов.

Начав с должности помощника уполномоченного экономического отдела, Кротов постепенно продвигался по служебной лестнице. Его ценили за исполнительность и острый ум.

– В его личном деле, в характеристиках того времени, – Аркадий Вениаминович говорил это и одновременно вынимал из папки один за другим пожелтевшие листки бумаги и передавал мне, – то и дело отмечалось его «классовое чутьё» и «непримиримость к врагам народа».

– Красивые слова, – подумал я, разглядывая каллиграфический почерк на бланке с водяными знаками. – Под такими можно скрыть всё что угодно.

В 1934 году произошли три важных события в жизни Кротова: он вступил в ряды ВКП(б), получил звание лейтенанта государственной безопасности и женился на Зинаиде Алексеевне Воробьёвой, работавшей машинисткой в том же управлении НКВД.

– Умерла она во время блокады Ленинграда в 1943-м, – Зар-Заречный сделал паузу, словно давая мне переварить информацию. – А тогда, в тридцать четвёртом, казалось, налаживается спокойная семейная жизнь, впереди открываются радужные перспективы.

Но времена менялись. После убийства Кирова в декабре 1934 года в СССР началась волна репрессий, которая вскоре переросла в настоящий террор. И Ленинград, как колыбель революции и один из крупнейших промышленных и культурных центров страны, оказался в эпицентре этих событий.

– И тут-то наш подопечный, Валентин Семёнович Кротов, раскрылся, как плесень на сырой стене. Сначала незаметная точка, а потом – захватывает всё пространство. Он стал одним из самых… эффективных оперативных работников, если можно так выразиться. Большой террор. Сталинские репрессии. Всё это не абстрактные понятия из учебников. Такие люди, как Кротов, были их шестерёнками, их движущей силой.

Я почувствовал, как между лопаток медленно пробежала холодная капелька пота.

– Что значит «эффективный»? – спросил я, и голос мой прозвучал глухо. Хотя я уже догадывался, что это могло значить.

– То и значит, – Аркадий Вениаминович поморщился, словно случайно прикоснулся к испанскому слизню. – Выбивал признания. Фабриковал дела. Отправлял людей в лагеря и на расстрелы. И делал это с особым… рвением. С удовольствием.