– Лёг спать. Только уснул, на часах семь, слышу звонок в дверь. Мать престарелая, нихера уже не понимает, кричит: «сына, к тебе участковый». Я в ответ говорю, что меня нет дома, тема закрыта. Так нет же, слышу: «Я сказала, ты дома». В общем, повторяется этот же диалог, я уже встаю, кручу пальцем у виска, говорю: «ну ты что, дура? Дома меня нет!», а она опять в попугаи пустилась, мол, сказала уже что я есть. Хрен его знает. Значит, выхожу, и там стоит участковый и ещё два полицая с автоматами. Ну, они спрашивают имя моё, фамилию, место работы, учувствовал ли в забастовке. А там же на заводе из-за невыплат ребята бастовать начали, а я в больнице лежал с переломом, и потому за собой ничего и не чувствовал. Полицаи мне и говорят, мол, если не участвовал, поехали до отделения, там напишешь объяснительную, где ты был в это время и всё, свободен. Я хотел на месте разобраться, а они, суки такие, упёрлись. Короче, поехал с ними. В чёрную тачку (думаю, как странно) сели, с боков от меня, доехали до отделения, но… туда не повели, повели в фургон с надписью «военкомат», туда и привезли на нём. В военкомате стали прогонять ту же херь с забастовкой, я сказал, пусть дадут повестку, я домой пойду, клянусь в будущем на призыв откликнуться. А вот хер там – паспорт забрали, сделали копию фото, вклеили в военный билет, отвезли на сборный пункт.

Сижу я, значит, в этом фургончике, в одних трусах и галошах, рядом призывники машут своим уродственникам в окошко, а я думаю только о том, как меня собственная мать сдала, ха-ха! Святая простота, блин. Потом на вокзале там одного чурбана ногами забил, и ещё одного по приезду в часть. Нет, в итоге то всё обошлось, с тамошними офицерами я удачно сторговался, майор оказался нормальным мужиком. Отвезли обратно в военкомат, написали, что никуда меня не увозили и вообще забраковали сразу. Почему? А это… это история на другой раз, она включает в себя двадцать до полусмерти избитых лично мной чурбанов и крепкое рукопожатие от всего офицерского состава… ну, один полковник там точно отирался. Эх, отличные времена, замечательные. Жаль, что уже на убыль всё это идёт, вот.

Немного непривычно было видеть Лорна таким довольным. Ещё сорок минут назад у него на лице было написано, что Юстас получит от него в харю, если продолжит вонять на весь лес, но после пары глоточков атмосфера заметно разрядилась.

– А я вот служил. В мотострелковых войсках.

Все уставились на Юстаса, уже с теплотой вспоминающего армейские будни.

– И как там? – тупо спросил Лорн.

– Нормально, – сказал Юстас, улыбаясь, – Вот, бушлат раздобыл на фронте, дырки сам зашил.

Лорн сперва недоверчиво поморщился, но потом вспомнил, в какой мерзкой дыре Юстас проживает, и перевёл испытующий взгляд на Боба.

– Я? А, да у меня шурин военком, он мне за полтинник белый билет организовал.

– Повезло. Небось из-за этого женился, а?

– Нет, по любви.

– А я не знал, что шла война, – искренне удивился Рэнк.

Все, даже сам Рэнк, от души посмеялись, и уже мысленно приготовились обсуждать, кто будет спать в палатке, а кому придётся мёрзнуть, как это случилось вновь. Снова жуткий звук, снова вой, только на этот раз мелодичности в нём было столько же, сколько красоты в кабаньем рыле. Не просто вой, но ужасающий рёв, в вой переходящий. Ничего подобного охотники не слышали в своей жизни, и потому не сразу вскочили со своих мест. И вот они опять мальчишки, забредшие куда не надо. Сердца колотятся, пальцы судорожно ощупывают патронташи. Спустя минуту напряжённого затишья, вой повторился, теперь звуча более чисто, как у обычного волка, но чёрта с два это волк. Больше похоже на имитацию, это голосовые связки человека выдают леденящую кровь мелодию, слишком низкая нота для волка или вообще кого-бы то ни было из семейства псовых. Услыхав этот дьявольский вой, Спун пришёл в исступление: в отчаянных попытках сорваться с поводка, он срывался на по-настоящему безумные крики и стоны, никак не имитацию.