Пока сеньор делал с ней это, она, запрокинув голову, разглядывала резную спинку кровати. Протянула руку и пощупала гладкие выпуклости и мелкие витиеватые узоры на прохладном черном дереве. Потом стала смотреть на массивные балки потолка, высоко парившие над ней, казалось, безо всякой опоры. Кровать теперь слегка раскачивалась и поскрипывала, отчего впечатление медленного дрейфа только усиливалось – будто они плыли на плоту. Алиока подняла руки и стала складывать тени на потолке. Ей удалось сделать морду собаки и голову петуха с гребешком, но тени были слишком расплывчаты из-за слабости мерцающего света. Сеньор был занят и не замечал ее баловства. Он сосредоточенно делал это с закрытыми глазами, целуя ее шею и грудь, слизывая капельки пота с ее подбородка.

– Обними меня, – вдруг прохрипел он.

Алиока обхватила его за плечи, и очень кстати, потому что как раз в этот момент их обоих пронзило. Она этого никак не ожидала и вскрикнула испуганно, но он зажал ей рот, и оба лишь мычали и хрипели…

После лежали мокрые на влажных простынях, не касаясь друг друга. И опять она не понимала, заснул он или нет.

– Хочешь рома? – спросил он, не двигаясь.

– Нет, сеньор…

– А поесть?

– Нет, сеньор, я поела на кухне…

– Хуан показал, где ты будешь спать?

– Да, сеньор…

– Ну, иди.

Она вылезла из-под москитной сетки и оделась. Посмотрела на прикроватный столик и ясно увидела теперь, что сахара нет. Слезы навернулись на глаза. Она была так расстроена, что, одетая, застыла посреди комнаты. Сеньор приподнялся на локтях и посмотрел на нее.

– Что еще?

– Сеньор, ваша прекрасная милость, я хотела просить… простите, великодушный сеньор…

– Ну, что?

– Можно мне немного сахара?

– Сахара?

– Сахара…

– Хочешь попробовать? – Он смотрел с интересом.

– Я уже пробовала.

– Где взяла? Украла?

Алиока вздрогнула, но он не сердился. Это было слышно по голосу.

– Нет! Как можно! Мне дал Игнасио, добрый капатас.

Сеньору становилось все интереснее. Он даже выбрался из-под москитной сетки и сел на край кровати.

– Игнасио дал тебе сахар? Надо же – тоже человек. А я думал – пес паршивый…

Алиока впервые посмотрела сеньору прямо в лицо и увидела веселые глаза и снисходительную усмешку.

– Ну, если Игнасио тебя угостил, куда же мне деваться.

Сеньор поднялся и, приоткрыв дверь спальни, тихо позвал:

– Хуан…

Дворецкий проявился из мрака.

– Принеси сахара и лимонада – да холодного, из погреба.

Сеньор смотрел, как Алиока грызет сахар и запивает лимонадом.

– И сколько ты можешь съесть? – Он улыбался.

– Не знаю… – Алиока перестала хрустеть.

– Ешь, мне не жалко.

Она захрустела снова. Покончив с очередным куском, она сказала, не поднимая глаз:

– А можно я возьму это с собой.

На тарелке еще оставалось три куска.

– Можно.

Она завернула куски в подол рубахи и, придерживая их рукой, встала.

– Уже уходишь? – спросил он насмешливо.

Она растерялась.

– Как прикажете, сеньор.

– Сядь сюда.

Она села на угол кровати. Он передвинул свечу так, чтобы свет точнее падал на ее лицо, и стал смотреть на нее сбоку. Что происходит, она не понимала и поэтому боялась: может, что-то сделала не так?

– Господи… – сказал он негромко. – Боже мой, боже…

Она ничего не понимала.

– Хочешь остаться со мной до утра? – Он провел ладонью по ее щеке.

– Как прикажете, сеньор.

– Я спросил, хочешь ли.

Она совсем растерялась: еще никто никогда не спрашивал, чего она хочет.

– Если не хочешь, можешь идти к себе в сарай, – сказал он холодно.

– Как прикажете, сеньор. – Она пугалась все больше и не знала, что делать.

Он встал и налил себе рома, сделал глоток, потом протянул ей кружку:

– Пей.

Она медлила, чувствуя удушливый запах.