– Макароны? Гы-гы… Давай! Я у сестры позавтракал, потом по делам бегал, жрать хочу, умираю! А может, у тебя настойка какая-то есть?

Он с ухмылкой смотрит на мое недоумение:

– Да ладно, обычно у тетушек всегда боярышник в шкафчике…

Пока в кастрюльке булькает нехитрая еда, из своей комнаты выглядывает соседка тетя Ира:

– Тамара! К тебе ребята пришли? Боря?

– Нет, то есть да… Знакомые… знакомый…

Уминая мисочку переваренных макарон (снова я на одну минутку позже их слила), Володя деловито рассказывает:

– У нас всегда дома сметана и котлеты есть, мать со столовки приносит. И масло.

У меня неожиданно выскакивает:

– Зачем? Зачем приносит?

– Ну, выносит под видом пищевых отходов. Чтобы нас прокормить. Семья большая у нас, я и три сестры. Отец в КГБ служил, погиб на границе в первые дни войны.

Сочувственно киваю:

– А мой отец перед самой Победой. Обидно так!

Он хвастливо продолжает:

– Я с 15 лет в органах работаю! Сначала курьером, потом – по особым поручениям!

И переходит на шепот:

– Я приехал во Львов за назначением, в какой город пошлют – тссс!

Я поддерживаю разговор:

– А я на юриста хочу учиться. Вот через год десять классов закончу и буду поступать.

– Мне не надо учиться! Я и так уже лейтенант! Знаешь, какая у меня работа опасная? Мне майора запросто дадут! У нас главное – физподготовка! Нас тренируют, знаешь, как?! На случай, если придется врага арестовывать. А кто это в дверь звонит? Когда мать приезжает?

Он выскакивает за мной в коридор, когда я открываю дверь Боре, и отстраняет меня:

– Ну-ка, иди в комнату, а мы тут побеседуем!

Мне кажется странной такая бесцеремонность, но он быстро отталкивает Борю за дверь, и мне остается вернуться в комнату. Сбитая с толку таким поворотом, я еще больше удивляюсь, когда он возвращается и с победным видом заявляет:

– Все! Вопрос я решил! Он больше не придет!

Он снова говорит о том, о сем, а я напряженно думаю, что это значит? Что он ему сказал?

Во время затянувшейся паузы в ничего не значащей болтовне, я спрашиваю своего неожиданного гостя:

– Володя, как ты доберешься? Где живет твоя сестра?

– В соборе святого Юра.

– Что?! Как это?

– Там раньше жили монахи, а теперь квартиры сделали. Это на окраине. Трамвай уже не ходит. Я, пожалуй, у тебя останусь. Вот тут, на кресле.

Его утвердительный хлопок по складному креслу заранее отметает отрицательный ответ. Я смотрю в его голубые невыразительные глаза, неуверенно пожимаю плечами, и мелькает растерянная мысль: «Как неудобно! Что мне ему постелить? Наволочка и простынь есть, а пододеяльник я погладить не успела. Правильно мама мне всегда говорит, не ленись! Если наперед какую-то работу сделаешь, никогда не пожалеешь!» В стопке белья в комоде я нахожу другой отглаженный пододеяльник с аккуратно заштопанными дырочками по шву и надеюсь, что он их не заметит…

Короткая летняя ночь тает, и ласковые лучи солнца щекочут мне щеки. Я расклеиваю ресницы от сладкого сна и пару секунд соображаю, почему этот белокурый затылок торчит из-под одеяла на разложенном кресле? А, это же Вовка, мой друг по переписке! Я переворачиваюсь на другой бок и сворачиваюсь калачиком. «Хорошо, что экзамены уже сдала, можно выспаться… Ой, а как же я вставать буду при нем в ночнушке? Вот досада, вечером я не подумала. Я халат накину сверху, а вещи в туалет возьму, там переоденусь… Да! Борю обидел чем-то. Как некрасиво получилось… Посплю еще…»

Голоса соседей, свистящий чайник, журчание воды, эти привычные звуки убаюкивают меня снова, и когда за ними захлопывается наружная дверь, я мирно сплю…

Что это?! Вовка неожиданно наваливается на меня сзади и тискает, урча и рыча, как медведь, вывалившийся зимой из берлоги! Я брыкаюсь изо всех сил, еще не понимая, что происходит?! Железными пальцами он скручивает мне руки и задирает ситцевую ночную рубашку. Треск ткани, грохот падающего стула… Я ору, отбиваюсь ногами, руки он держит так, что кажется, кожа слезет! Я в ужасе чувствую, что он загнул мне ноги чуть ли не за голову! Я бьюсь в его цепких когтях, как обезумевшая птичка… Дикая боль разрывает меня пополам! А он, не обращая внимания на отчаянные крики, кромсает и крушит меня на мелкие куски, трясется и орет с перекошенным лицом, ломая тело, душу и жизнь…