Капитан Поркий повторил свой вопрос, добавив, что, в случае, если виновный не признается, пострадают все. И в нашем лесу снова забушевала вьюга.

Из строя медленно вышел Пистиллум. Благо, его рост был достаточно велик, чтобы выход заметила вся рота. А те, кто стоял в первых рядах, обратили внимание, что он плакал. Плакал, трясся, отрывисто дышал, закрывал глаза, но поднимал голову, гордо и смиренно, как настоящий мужчина.

Вдруг из строя выбежал Штамен и взял его за руку. Они посмотрели друг другу в глаза, и это придало им решимости разделить наказание за коварное преступление, совершённое страстным почитателем цветов Пистиллумом. Любые невзгоды были им нипочём. Любое море по колено. Ведь на их стороне была Любовь, большая и светлая. Все это видели. Даже капитан Поркий.

И то, что до сего момента мы наивно считали его гневом, оказалось не более, чем маленьким расстройством.

Ангус Аурий, чей левый глаз украшала свежая гематома, явился в расположение роты только к полудню. Видимо, его крестовый поход на деревню Имо под хоругвью Амура не увенчался успехом. Он хотел было заглушить своё разочарование страданиями своего взвода, но, увы, вот уже полдня всё наше доблестное войско, облачённое в доспехи, бегало вокруг холма, кровью потом искупая свою вину перед капитаном Поркием.

Однако, испив в обед хмельной браги, командир роты подобрел и вдруг повелел прекратить сие бессмысленное действо. А вот обида башелье Аурия никуда не делась, но наказать он мог только один взвод, находившуюся под его непосредственным командованием.

Посему, остаток дня вся рота провела, имитируя бурную деятельность перед затуманенным взором господина Поркия, а наш взвод был озадачен чисткой чудесного фрукта патетоса^>12, полезного и питательного, коим вот уже многие века, со времён короля Балдуина Вислобрюхого питаются все воины без исключения. На завтрак, на обед, на ужин. Им и только им.

Несмотря на травму органа зрения, молодой башелье Аурий всё прекрасно видел и тщательно следил за качеством выполняемой нами работы.

На исходе дня, еле живые от усталости, мы построились по приказу башелье Аурия.

– Кто из вас умеет слагать стихи?

Внезапно нерадивый сын какого-то герцога почувствовал мощный прилив сил.

– Я! – громко выкрикнул он из строя.

Ангус Аурий подошёл к нему поближе. Самопровозглашённый поэт просто сиял от счастья, почуяв возможность продемонстрировать свои таланты перед сослуживцами.

– А почерк у тебя красивый? – полная доброты улыбка озарила лицо башелье.

– Так точно!

– Тогда зароешь старую выгребную яму и выроешь новую! Быстро, пока солнце не село!

Нерадивый сын какого-то герцога опешил, хотел было что-то спросить, связать стихи с отхожим местом, но слова его застряли в горле.

– Бегом!

Тут уже и времени на размышления у него не осталось.

Впрочем, там, где мы находились, думать вообще зачастую было вредно.

За стремление принять свою судьбу такой, какая она есть, жизнь вознаграждала меня ощущением ускорения времени, и последующие дни прошли для меня быстрее, чем первая пара недель.

Наше воинство сплотилось, и мы даже как-то позабыли о том, что нас готовили к войне, в которой у нас не было ни малейшего шанса на победу. И этой благополучной потере памяти были свои причины.

Каждый вечер громко, на весь полк кто-нибудь из офицеров рассказывал об успехах нашей армии. И перед нашими глазами невольно возникали картины, в которых слабый, измотанный войной противник в страхе отступает. Командование время от времени напоминало, что уже очень скоро мы присоединимся к героям, которые беспощадно давят врага. И домой мы вернёмся героями. Под звуки фанфар. И прекрасные дамы будут бросаться нам на шею со словами любви и благодарности.