Родители Ника найдут своего мёртвого сына, когда вернутся в город, в понедельник утром. Он будет лежать за столом, с пеной у рта и побледневшей кожей. Перед ним – стопка чистых листов, а рядом с ней пятнадцать использованных. На них не будет никакого текста, ведь ручка Ника сломалась до того, как он начал это писать. Все листы будут сверху донизу залиты чернилами. Этими чернилами будет пропитаны волосы. На полу – маленький прозрачный пакетик.

На кровати будет лежать постель, такая прохладная, мягкая, так и не успевшая попрощаться со своим хозяином в последний раз и теперь вдвойне сожалеющая, ведь она даже не в силах пролить ни одной слезы.

А рядом с ней, родители найдут небольшой домик из двух стульев, подушек, картонки и простыни. В нём будет гореть оранжевый светильник.

Волчий ручей брал начало в Тихих болотах и направлялся в сторону Ласкового озера, не касаясь ни одной из располагавшихся на пути деревень. Берега его не отличались особым характером, отчего его ширина варьировалась от двух до трёх метров, а в самом начале достигала практически пяти, хоть и ручьём в том месте назвать его было сложно, ведь там он скорее походил на топь с едва заметным течением под плотным ковром из ярко-зелёной ряски. Тихие болота, однако, окончательно выпускали его из себя узким, заботливо давая ему возможность развиваться вширь самому, вместо того, чтобы превратить в стоячий водоём сразу и таким образом создать себе лишнюю часть и притом, судя по количеству в ней воды, отнюдь не малую. Он протекал по Дальнему лесу, после чего выходил в открытое поле, двигаясь настойчиво прямо.

Ландшафт в тех местах был весьма и весьма необычен, отличался он своей неоднозначностью и крайним разнообразием: иногда он практически ровнял ручей с землёй, иногда оставлял в обычном положении, а в некоторых местах поднимал берега, да так, что расстояние от их вершин до водной глади достигало сорока метров. Эти, своего рода, горы, состояли из песка, который выделялся на фоне кислотно-зелёного поля своей сероватой желтизной, покрытой разве что редкими зелёно-фиолетовыми пятнами в виде растущего на нём чабреца. Местные называли это место Визжащим Яром. Отчего именно визжащим для многих оставалось загадкой.

Далее ручей протекал под обветшалым мостом, дорога на котором соединяла две деревушки, после чего устремлялся в другое поле, на сей раз более ровное и совершенно чистое от деревьев. Лишь одна берёзка стояла прямо на самом берегу, рядом с которой из деревни к ручью проходила тропа, натоптанная редкими любителями провести время наедине с девственно-чистой природой. Затем ручей устремлялся под ещё один мост, на этот раз неудивительно более крепкий, служащий для межгородского шоссе, а потом, пересекая небольшой луг, впадал в Ласковое озеро, что принимало его в себя соответствующе названию.

Пару раз упомянутые несколькими строками выше деревушки носили названия Грюмово и Жёлтые розы. Грюмово находилось в непосредственной близости к ручью, так что расстояние можно было измерять в метрах, в то время, как Жёлтые Розы располагались чуть дальше: речь приблизительно о километре прямого пути от самого ближнего дома к ручью. Существовало ещё несколько путей оттуда, один из которых, как я говорил, заканчивался красивой, но отчего-то одинокой берёзкой у самого берега.

Стоит, полагаю, посвятить несколько абзацев Дальнему Лесу, по которому протекал ручей, и в котором он зарождался, благодаря жутким Тихим болотам. Для начала отмечу, что ходило туда очень мало людей, да и были это лишь грибники и охотники, которым с этими местами, не буду таить, явно повезло из-за удивительного обилия там влаги, живности и растений, а также толп людей со схожими интересами, обходивших этот лес стороной.