Еще к одной стороне жизни мне удалось прикоснуться в этих детских морских походах. Радист нашего корабля накупил на толкучке в Ростове массу песен запрещенного тогда советской цензурой певца Петра Лещенко. Песни были подпольно записаны на рентгеновских снимках, как тогда говорили – на ребрах. Запрещали Лещенко за то, что он уехал на Запад из Бессарабии занятой Сталиным в 1940 году. Жил в Румынии, но пел исключительно на русском, и песни его пользовались огромным успехом в СССР. И вот наш корабль выходил в открытое море, где не пахло цензурой, и из громкоговорителей неслись прекрасные, легко запоминающиеся песни. Здесь и лихая «У самовара», и знаменитая «Москва золотоглавая», и грустная «Журавли» (Здесь под небом чужим я как гость нежеланный…), и пронзительная «Я тоскую по родине». Так что эти песни я впитал душой навсегда, пел их с удовольствием. Сейчас слушаю иногда собрание песен Петра Лещенко, которое скачал, порывшись в музыкальных уголках интернета, и перед глазами встает борт корабля, самое синее в мире Черное море и отвесные скалы Крыма. И еще очень сильно напоминает южный берег Крыма северный берег Кипра, где я сейчас часто бываю. Те же скалы обрывом растущие почти из моря и поросшие соснами, рассыпанные по склонам белые домики в садах, и то же, лазурное у берега и темнеющее к горизонту, море.

Четвертый курс института. Зимняя сессия. И грандиозный облом. На теплотехнике! Предмет, которого мы с другом Валерой не опасались, зная, что профессор разрешает на экзамене пользоваться конспектом. Разведка доложила. Мы перед сессией обязательно собирали сведения о преподавателях – как кто принимает экзамены. На этот раз разведка нас подвела. По крупному! Кто же мог предположить такое!? По плану мы шли на экзамен с чужим конспектом, спокойно готовились и, имея кое-какие знания, приобретенные на лабораторных и практических занятиях, не сомневались в положительной оценке. На лекции мы принципиально не ходили. Считали это напрасной тратой дефицитного времени бурной молодости.

Вот и нарвались! За пять дней до нас теплотехнику сдавала параллельная группа. Мы поинтересовались, как прошли экзамены. Подробности были убийственными. Профессор разрешал пользоваться конспектом. Но мы не знали одного маленького пустячка! Дабы другой студент, не посещавший лекции, не воспользовался чужим конспектом, профессор протыкал каждый конспект, побывавший у него на экзамене, обыкновенным сапожным шилом! Эта дьявольская хитрость поставила нас перед пропастью «неуда» и автоматической потери стипендии. Явиться на экзамен без конспекта значило сознаться в непосещении. Надеяться даже на «трояк» в этой ситуации было бессмысленно! Всё! Кранты сессии!

Выход был только один. За оставшиеся 3–4 дня написать конспект! А это толстая 90 страничная тетрадь с чертежами, формулами, текстом! А с чего списывать? Проблема. Конспекты нужны всем! Одним готовиться, другим переписывать, как и нам. Валера еле – еле нашел свободный конспект по теплотехнике, случайно оставшийся у нашего товарища. Он учился на два курса старше и уже шел на защиту диплома. Толстая тетрадь в коленкоровом переплете была благополучно «прострелена» шилом, но переписывать содержимое пробоина не мешала. Вот когда я впервые почувствовал, что 24 часа в сутках – очень мало! Но к вечеру накануне экзамена каторжный труд был закончен. Оставалось только соблюсти неукоснительное правило – хорошо выспаться перед сдачей.

Утром, со свежеиспеченными конспектами наперевес, мы явились на кафедру. Валера упросил присутствующих коллег студентов пустить его на сдачу в первых рядах. Я решил подождать, осмотреться, что да как? В щель неприкрытой двери аудитории было видно, как мой друг брал билет и отдавал профессору конспект. Тот повертел тетрадь в руках, удостоверился, что шило еще не касалось девственно целых листков и обложки, и начал неторопливо перелистывать странички. Потом, вдруг, с удивленным лицом начал о чем-то спрашивать Валеру. Тот с недоумением на лице парировал вопросы. Но видно было – профессор явно чем-то недоволен. После короткой перепалки преподаватель пожал плечами, и Валера пошел готовиться к ответу. Ясно было, что наш план в чем-то дал «пробоину». Валера вышел грустным и задумчивым. Без оценки. Профессор не поставил сразу «неуд» в зачетку и разрешил подготовиться и прийти еще раз. При самом лучшем раскладе, выучив материал, угробив массу времени и сил, можно было рассчитывать на троечку. При повторной сдаче, обычно, больше никто не ставил.