— Нормально.

— Ты обещал, что ничего Вадику не расскажешь, — вздыхает.

— Так правильно будет, подумал… — Чешу затылок, взъерошивая волосы ладонью. — Извини, за все.

Алёна кивает, закусывает нижнюю губу. Вижу, что снова может заплакать, но вроде как держится. Выглядим оба ужасно. И оба из-за меня.

— Я правда не хотел ничего плохого. Тебе. С тобой. Извини. Я мудак.

— Я в порядке, Матвей.

— Ладно.

Снова киваю. Мы стоим у стены. Близко друг к другу. Не так, чтобы прикасаться, но если руку протянуть немного совсем, то дотронешься. В какой-то момент очень хочется именно это и сделать, но я себя на этапе зарождения данного желания торможу.

— Молодой человек, ну долго вас ждать?! Заходить думаете?

Одновременно и одинаково реагируем с Алёнкой на появление медсестры. Резко отскакиваем друг от друга.

— Иду.

Словно в последний раз цепляю Исаеву взглядом. Киваю и захожу в кабинет.

По итогу у меня и правда, оказывается, сломано два ребра. Ближайшие дни придется ходить с тугой повязкой. От вождения сказали пока тоже воздержаться.

В Москве мне быть желательно послезавтра, чтобы не возникло вопросов…

Как только выхожу на улицу, вытаскиваю сигареты. Прикуриваю. Затягиваюсь. Морщусь. Вдыхать неприятно. Но никотиновое голодание побеждает все сегодня. Если не покурю, точно крышей поеду. Смакую каждую затяжку через боль — это какая-то высшая степень мазохизма.

Отец появляется внезапно. Кладет руку мне на плечо. Хмурится, когда смотрит на мои пальцы, сжимающие сигарету.

— Постыдился бы.

— Чего именно? — оборачиваюсь. — Ты разве не в курсе был?

— В курсе, в курсе. Что сказали?

— Перелом. Двух ребер.

— Ну, заживет. Я Вадима видел. Он Алёну привозил. На рентген тоже.

— Да? Удивительно, как мы с ней не пересеклись...

— Ты мне лучше расскажи, что вы с ним не поделили?

— Он что говорит?

— В том-то и дело, что ничего. Заладили, как попки, одно и то же…

— Говорю же, ерунда.

— Ладно. Поехали, захочешь, расскажешь потом.

Пока идем к отцовской тачке, краем глаза замечаю, как Алёнка с Вадей выходят из круглосуточного магазина через дорогу. Взгляд сам на ней стопорится. Включается режим отвращения к себе, когда Алёнка обнимает руками плечи. Выглядит она плохо. Хоть и смогла отлично замазать все ссадины.

Сдохнуть хотелось, когда в глаза ей смотрел в больничке. Они у нее испуганные, затравленные даже.

Опускаю голову и забираюсь в машину. Ремень игнорирую. Возможно, отец порезче притормозит на каком-нибудь светофоре и меня к херам выкинет в лобовуху.

— Пристегнись, — недовольное жужжание сбоку сопровождается цоканьем.

Улыбаюсь и щелкаю ремнем.

Уже на подъезде к дому отец притормаживает. Паркуется на обочине, когда до деревни остается километра два.

— Матери скажем, что… Ну, не упал точно. Если только на чей-то кулак.

— Скажем, что на тренировке по боксу не рассчитал свои силы.

— Неправдоподобно, но лучше варианта все равно нет.

Отец тянется к ключам в зажигании, а я зачем-то хватаю его за руку. Когда понимаю, что делаю, разжимаю пальцы и откидываю на спинку.

— Как мама? Что с анализами? Хочу быть готов к тому, если…

— Хорошего мало, Матвей. Но мы верим в лучшее. Как и всегда.

— У нее же ремиссия была, — стискиваю зубы.

— Была. А теперь вот. Будет хорошо, если ты какое-то время поживешь у нас. Побудешь с ней. Ей тебя не хватает. Юля тоже вечером приедет.

Юлька, моя старшая сестра. Она живет в Москве, пересекаемся мы редко. У нее муж, ребенок, короче, абсолютно другая жизнь.

— Ладно.

Пока едем к дому, пишу Каро, что у матери плохие анализы и что останусь на неделю. Она в ответ присылает какие-то ободряющие слова, которые я даже не читаю.