В больнице было тихо и пахло антисептиком. Я прошла знакомым маршрутом к палате матери. Маргарет лежала на кровати, бледная и осунувшаяся, но при виде меня, ее лицо осветилось слабой улыбкой.

– Элеанор, дорогая, – произнесла она тихим голосом. – Я не ждала тебя сегодня.

– Решила заглянуть после катка, – я поцеловала мать в щеку и села рядом на стул. – Как ты себя чувствуешь?

– Как обычно, – Маргарет махнула рукой. – Врачи говорят, что все стабильно. Лучше расскажи, как прошел твой день с Дэвидом?

Я улыбнулась. Я знала, что все стабильно. Стабильно плохо. Но мама не должна была прочитать этого на моем лице.

– Хорошо. Катались на коньках. Ничего особенного.

– И ты все еще не сказала ему? – проницательный взгляд был полон понимания.

Мы уже не раз обсуждали эту тему.

– Нет, мама. И не скажу. Он улетает послезавтра в Лос-Анджелес на полгода. Какой смысл?

– Смысл в том, чтобы быть честной с собой и с ним, – мягко сказала Маргарет. – Ты мучаешь себя уже столько лет, дорогая. Может быть, пришло время отпустить это чувство – либо признавшись ему, либо двигаясь дальше.

И она как всегда была права.

Мы поговорили еще немного – о возможной роли, о планах на будущее, о новых лекарствах. Я старалась быть оптимистичной и веселой, не желая расстраивать мать своими тревогами.

– Я приду завтра. Может быть, принесу твой любимый черничный пирог из той пекарни на углу.

– Не балуй меня. И, Эл… – мама задумалась, – подумай о том, что я сказала. Завтра у тебя будет потрясающий шанс все исправить.

По дороге домой я размышляла над ее словами. Может быть, действительно признаться Дэвиду? Что самое худшее может произойти? Он скажет, что не испытывает подобных чувств ко мне, и наша дружба станет неловкой, а потом постепенно сойдет на нет…

Риск был слишком велик. Дэвид был не просто объектом романтических чувств, он был лучшим другом, опорой, человеком, который всегда был рядом в трудные времена. Потерять эту связь было бы слишком болезненно.

День был насыщенным, и теперь я хотела только одного – принять горячую ванну и заснуть. Но сил не осталось. Добравшись до кровати, я уснула, как только положила щеку на подушку.

***

С утра горячий кофе из скромненькой машины и теплая ванна. Если бы я принимала ее вчера, то наверняка бы там и уснула. Днем – «свидание» с Дэвидом. Я выбрала своё лучшее платье из тех, в чем можно было пойти в ресторан для романтического обеда. Целый час простояла у зеркала, пытаясь себя убедить, что поступаю правильно. Из макияжа только тональный, тушь и помада. Волосы собирать не стала. Я хотела заехать в больницу лишь вечером. Поздравить маму с Наступающим и наконец, рассказать, что я призналась Дэвиду в своих чувствах. Осталось проверить автоответчик. Мигающий красный свет показывал, что есть новое сообщение. Я нажала кнопку воспроизведения.

«Мисс Каннингем, это доктор Харрисон из Королевской больницы. Пожалуйста, перезвоните мне как можно скорее, независимо от времени».

Сердце сжалось. Звонки от врачей в нерабочее время никогда не предвещали ничего хорошего. Дрожащими руками набрала номер больницы.

– Королевская больница, чем могу помочь? – ответил женский голос.

– Это Элеанор Каннингем. Мне звонил доктор Харрисон по поводу моей матери, Маргарет Каннингем.

– Одну минуту, соединяю.

Когда такси остановилось у больницы, я бросила водителю купюру, не дожидаясь сдачи, и побежала ко входу. Промчалась мимо приемного отделения к лифтам, нажимая кнопку с такой силой, словно это могло заставить лифт прибыть быстрее.

В отделении реанимации меня встретила медсестра, которая проводила к доктору Харрисону. Врач стоял у поста медсестер, просматривая какие-то бумаги. Увидев меня, он отложил их. Ему не нужно было ничего говорить. Я все знала…