Женщина довезла её до дома. Потом объяснила, что супы приготовила для своей кузины, которая лежала с температурой, но та позвонила ей именно в тот момент, когда они с Ануш были в столовой, и сообщила, что выздоровела и в еде больше не нуждается.

С пакетом в руке Ануш поднималась по лестницам так легко, будто ангелы несли её на своих невидимых крыльях. Небо по-хозяйски обняло гору, окружив её заботой и лаской тяжёлых облаков. Она, взлетая по ступенькам, представила, как возлюбленный обнимет её точно так же и каким блаженным будет её счастье в мужских объятиях! Она вдруг увидела своё будущее в лучах согревающего света…

Звонят церковные колокола, и лёгкий цветочный бриз играет с фатой. Звучит марш Мендельсона, и под его звуки они – невеста в белом и жених-врач – направляются к алтарю.

Перевод Маргарет Асланян

Женщина с глазами лани

Джо Бартон, к удивлению многих знакомых и глубокому сожалению друзей, бросил охоту в конце того самого года, когда в город Калиенте, что невдалеке от Лас-Вегаса, прибыла семья армянских эмигрантов. Было время, когда бывшая жена Бартона, Митра, всячески пыталась отвадить его от охоты, но, увы, тщетно. В конце концов мужчина развёлся с ней. Он предпочёл жене хобби. Многие из его близкого окружения подозревали, что странное решение связано с некой армянкой по имени Нубар, в которую тот якобы был по уши влюблён. Однако эта версия так и не подтвердилась, поскольку Бартон не любил обсуждать свою личную жизнь. Он был неразговорчивым и замкнутым.

Джо вырос в густом лесу, расположенном в округе Бойсе в штате Айдахо, где жил вместе с отцом-егерем. Матери он лишился в раннем детстве. И отец, и все, кто её знал, с теплотой вспоминали безвременно ушедшую из жизни женщину. О ней отзывались как о преданной матери и жене, скромной, радушной и доброй женщине.

В душе Бартон свято хранил воспоминания из детства, связанные с матерью, но не делился ими даже с задушевными друзьями.

…Маленький Джо температурил и не вставал с постели. Его знобило, всё тело ломило, и детское воображение воспринимало болезнь как состояние крайней безнадёжности… Из его глаз невольно хлынули слёзы, и мальчик, зарывшись лицом в подушку, горько заплакал. «Мери, успокой ребёнка!» – крикнул отец из соседней комнаты.

Мать обняла сына, и от её поцелуев боль как рукой сняло. Джо вспоминал, как молодая женщина, упав на колени перед иконой темноглазой Богоматери, самозабвенно и страстно молилась. Малыш был уверен, что именно за него. Мама была красива. Джо помнил её прозрачно-голубые глаза, блаженную, нежную улыбку.

За окном сверкнула молния и на миг осветила самые отдалённые уголки дома. Протяжным зловещим воем своё присутствие выдали волки. Они были почти рядом, по ту сторону стены… Ветер свирепствовал, от поднявшегося вихря сотрясался дом. Казалось, стены и потолок одиноко стоящего в лесу домика вот-вот утонут и небо опустится на кровать. Конечно, это был бред температурящего ребёнка, всего лишь нереальная реальность… Но, когда мать подошла к изголовью мальчика, ливень и буря отступили: перед силой молитвы оказались бессильны и они. Страхи Джо рассеялись. Мать ласково поглаживала его ручонку.

Стихия наконец-то предпочла безмятежность. Ночной небосклон, вся вселенная, природа вернулись на круги своя, подчинившись воле Творца. На лицо матери упала тень вечности.

В детские и юношеские годы лик Богоматери имел особое значение для Джо. Икона висела напротив его кровати, и он постоянно находился под неусыпным взором матери Христа. Впоследствии, когда мамы уже не было в живых, Джо всё равно ощущал её присутствие рядом. Иногда лицо на иконе вдруг начинало преображаться, принимая черты матери. Лица обеих женщин как бы сливались в одно, и казалось, что они поразительно похожи: те же глаза, тот же взгляд, в котором застыл вселенский шёпот. Они обе взирали с небес, оберегая жизнь неискушённого юноши. Джо засыпал под взором Богородицы и просыпался, встречая заботливый взгляд матери…