Разошлись по каютам. Я приоткрыл люк и лег. Сразу вспомнилось, как два года назад мы стояли тут двумя лодками вместе с нашим приятелем на «микрике».

Из воспоминаний о яхтенных происшествиях

Мы стояли в Новосельском заливе, на Иваньковском водохранилище. Дело было под ночь, начиналась гроза, накрапывал дождь. Я лежал в носовой каюте и читал книгу. Вокруг громыхало. Чувствовалось, что гроза приближается – всё меньше времени проходило от вспышки молнии до звука грома. В какой-то момент одновременно сверкнуло и громыхнуло так, что я сразу оглох и перестал различать звуки, а вокруг стало светло, как бывает в зале, где включены софиты. Причём свет сначала включали, как бы поворачивая реостат, а потом он начал спадать, яхту тряхануло.

Я инстинктивно выбросился через верхний люк и распластался на палубе на баке. Было тихо и поливал дождь. Рядом со мной, распластавшись на палубе, лежал Масик с закрытыми глазами и тяжело дышал. Из лодки в кокпит вылез Боцман, держась руками за уши и качая головой, как после контузии. Всё было как в тумане – глазам не хватало резкости, но зрение постепенно восстанавливалось. Прошло несколько минут, и я поднялся. Прошлепал голыми ногами по мокрой палубе в кокпит. Боцман точно был контужен. Мы сидели друг напротив друга молча, потом начали улыбаться и рассмеялись. К нам присоединился Масик, он пытался пару раз тявкнуть, но у него не получилось, он фыркнул и устроился у меня на коленях. Смеялись долго – это был выход из шока, который мы испытали. На «микрике», что стоял рядом, из каюты шел дым.

Потом выяснилось, что и у нас, и на «микрухе» сгорело все электронное оборудование, которое было заведено на мачту или работало в этот момент. Свидетель на берегу, чей костер так и дымил, сказал, что в нас попала молния.

Да, все приборы, что имели выходы на мачту, сгорели, но молния не тронула GPS-навигатор. Все металлические детали на палубе и мачта с вантами и штагами у нас заземлены на шверт и чугунную плиту под днищем яхты.

На «микрике» загорелась проводка под подволоком, но ее быстро погасили, также сгорели приборы, и, кажется, что-то было с «подвесняком».

А Эдди после этого случая сделался каким-то другим, философом, что ли, начал ходить к парикмахеру, полюбил смотреться в зеркало и стал строже, хитрее, принципиальнее: что решит – сделает обязательно.

В дождь хорошо спится. В пять утра встали с большим трудом, сразу подняли якорь и ушли в сторону Дубны. На подходе связались со шлюзом, и диспетчер сказал, что мы можем заходить за сухогрузом.

Мы стоим прямо у кормы небольшого сухогруза и невольно слушаем разговор двух матросов на корме, что курят, сидя на лавочке прямо рядом с нами (слышно не все):

– … руководитель страны (наверное, речь о Президенте) – это государственный муж, приходящий, как мужик, в новую семью с десятком детей и сотней родственников, которые смотрят на него с широко раскрытыми ртами, и все кричат: дай! дай, дай! – матрос затягивается глубоко, выпускает дым, стряхивает пепел за борт и продолжает:

– Новому папаше, чтобы брак не распался, нужно со всеми найти общий язык, блин, и старых фаворитов убрать – друзья есть и свои.

– Да, блин…

Матрос сидит к нам спиной, наклоняется к приятелю, что-то говорит и его не слышно.

– Кэп, слушай, какой у нас народ политизированный, даже матросы на швартовых о политике говорят, – Боцман.

– Да хрен с ними, надоело это уже.

Капитан сухогруза по громкой связи дал команду снимать швартовы, и матросы ушли. Ворота шлюза открылись, сухогруз начинает движение. Его корма удаляется, а мы и не заметили, как прошло шлюзование, получая урок новой семейной жизни – интересно матросы пляшут.