Были родители, Ева с Даней и я с Демьяном.

Даня сел рядом со мной под предлогом, чтобы быть ближе к кухне, но мне казалось, что он врет. Демьян рассказывал, что какое-то время был в Москве, а я старалась не смотреть на Даню, даже краем глаза. Не хватало, чтобы Ева это увидела.

Даня редко когда дотрагивался до моей ноги своей, отчего я вздрагивала, но не смотрела на него.

Мне вообще было сложно на него смотреть. Уже посылала сигналы Еве, мол, может быть пора отсюда улизнуть, но она так завораживающе смотрела на Демьяна, что все мои попытки ее одернуть были провалены.

Его рука легла на спинку моего стула, и я замерла. Пальцы Данила коснулись обивки в сантиметре от моей спины – будто прикоснулись ко мне самой. От этого мурашки пробежали по коже, сплетаясь в узор из стыда и желания. В горле пересохло.

– Ладно, мне пора, – выдохнула я, вскакивая так резко, что стул завизжал по полу.

Ева вцепилась в мое запястье, словно пытаясь приковать цепью к вечеру, который давно превратился в пытку.

– Куда ты? Еще рано!

– Голова… болит, – солгала я, избегая взгляда Данила. Голос прозвучал фальшиво, как расстроенная гитара.

Он поднял глаза – темные, как ночь за окном, где уже разливался октябрьский холод.

– Отвезу.

Одно слово. Всего одно. А сердце забилось так, будто пыталось вырваться из клетки ребер.

Тетя Элиза одобрительно кивнула, поправляя кружевную салфетку. Ева шепнула мне на прощание: «Потом расскажу секрет», – и я покорно потянулась за курткой. Даня помог надеть её – его пальцы скользнули по моим плечам, задержались на долю секунды. Я затаила дыхание. Он пахнул дождем и книгами – смесь, от которой кружилась голова сильнее, чем от вина.

– Всё в порядке? – спросил он, открывая дверь.

Я молчала.

«В порядке?».

Да он сейчас ближе, чем позволено учителю. Ближе, чем дозволено брату лучшей подруги. Ближе, чем должно быть тому, кто трижды за лекцией о Достоевском заставлял меня забыть, о чем вообще речь.

Улица встретила нас колким ветром. Я шагнула вперед, пытаясь уйти от собственного безумия.

– Самой дойду, – бросила через плечо, но он настиг меня за два шага.

– Настя, стой.

Его рука легла на мое предплечье. Я дернулась – нога запнулась о бордюр. Время замедлилось: земля ушла из-под ног, темное небо перевернулось, и я рухнула на него. Нет, в него. Губы встретились внезапно и неловко – мои дрожали, его были теплыми и слегка солоноватыми.

Боже мой.

Что же я наделала?

Мир сжался до точки, где соприкасались наши губы. Его пальцы впились в мою талию, словно пытаясь запечатать ту секунду в вечность. Тишина звенела в ушах громче любых слов. Но он отпрянул резко, будто коснулся раскаленного металла. Его очки, съехавшие на кончик носа, исказили взгляд – в нем мелькнуло что-то дикое, почти испуганное.

– Прости, я… – голос сорвался, став выше, юнее. Как будто передо мной был не Данила-преподаватель, а тот самый парень из старых фото Евы – с гитарой на дачной веранде.

Я вскочила, дергая куртку вниз с навязчивым чувством, что оголила не тело, а душу. Щеки горели, как фонари, освещающие мой позор.

– Я не знаю, как это… – слова путались, как нитки в клубке, а руки всё ещё впивались в его плечи. Будто он – якорь, а я – корабль, сорванный штормом собственных глупостей.

– Всё хорошо, – он нахмурился, вглядываясь в меня так, будто пытался прочесть зашифрованное послание. – Ничего криминального не случилось.

«Нет?» – я чуть не закричала.

А как я теперь смогу смотреть в твои глаза на семинаре?

Как буду слушать твой голос, зная, что он дрожал точно так же, как сейчас?

Слезы подступили комом к горлу. Я отпрянула, будто его кожа обжигала. Держа дистанцию в два шага – ровно столько, чтобы не слышать запах его одеколона, смешанный с ароматом приближающегося дождя.