«Он сделал опыт разводки табака из семян, присланных Вами, и они взошли на славу: рост стебля и размах листьев так же хороши, как на американских плантациях (…) У нас лето исключительное, ни одного мороза до сих пор; эта погода благоприятна для нашего огорода. У меня есть цветная капуста, артишоки, прекрасные дыни и арбузы и запас хороших овощей на всю зиму. Надо видеть, как доволен Сергей, когда приносит мне то, что врзащено его трудам».>35
Замечаем, что Сергей Григорьевич не столько желал разнообразить стол, не столько хотел заготовить побольше овощей на зиму, сколько он увлекся этим непростым занятием, потому что это была обычная человеческая мирная работа, не связанная с каторжным трудом. Этим он спасал и себя, и семью от чувства унизительного наказания, тяжелого физически, позорного нравственно. Работа на огороде, принесшая хороший урожай, придавала самоуважение, удовлетворение сделанным.
Декабрист и художник Николай Александрович Бестужев пытался запечатлеть на холсте и бумаге те моменты каторжной жизни, которые в будущем останутся не только воспоминаниями, но и ценными фактами истории для потомков. На одной, к сожалению, утраченной акварели, но оставшейся в виде копии виден кусочек сада, приютившийся между казематами.>36
Парники Сергея Волконского художник изобразил при лунном свете, вероятно, не случайно. Все нарисованное кажется реальным и одновременно призрачным. Свет от луны освещает кусочки пространства между, на первый взгляд, обыкновенными крестьянскими домами. Но дома эти – казематы, в которых содержатся заключенные. Виден частокол высокого забора, окружающего место заточения декабристов. Невысокий парник одной стеной упирается в забор.
Мерцающий свет луны, кусты, парник – это элементы нормальной человеческой жизни, это символы воли, свободы. Но на всем этом лежит мрак заключения, тюрьмы, каторги. Рисунок выполнен сепией, т. е. яркость красок отсутствует. Рассматривая рисунок, чувствуешь боль художника, который сумел столкнуть чувство свободы и ужас заточения.
В Чите Волконские прожили более трех лет. Летом 1830 года пошли слухи о переводе их в Петровский завод. К Читинскому заключению более или менее привыкли. Впереди была полная неизвестность. Новая тюрьма, выстроенная специально для декабристов, находилась от Читы на расстоянии 630 верст (примерно 672 км). Как будет организован переход? Многие думали об этом, но в семье Волконских летом должен был родиться ребенок, у них были свои тревоги и опасения. Они оказались не напрасными: Софья родилась 1 июля и умерла при родах. Погиб второй ребенок Волконских – это была еще одна долго не заживающая рана семьи.
Однако 7 августа двумя партиями с интервалом в двое суток заключенные двинулись в путь. Впереди колонны шли солдаты в полном вооружении, «потом шли «государственные преступники», за ними тянулись подводы с поклажей… По бокам и вдоль дороги шли буряты, вооруженные луками и стрелами. Офицеры верхом наблюдали за порядком шествия».>37
Если представить себе эту колонну «государственных преступников», то покажется, что они, изможденные, не поднимая голов, двигались вперед, как на заклание. Однако заключенным переход запомнился совсем по-другому. Из одной тюрьмы они шли в другую и прекрасно знали, что лучше там не будет. Но процессия двигалась по красивой местности. Во время привалов оглядывали окрестности, делали зарисовки особо привлекательных мест.
Декабрист Н.В. Басаргин вспоминал: «Останавливались не в деревнях, которых по бурятской степи очень мало, а в поле. Место выбирали около речки или источника на лугу и всегда почти с живописными окрестностями и местоположением».