Сесили притворяется, что не понимает ее реплики.

– Что? Да мне вообще все равно. Побоку. – Она смотрит прямо на Бринн, а потом косится на мою маму, как будто хочет сказать: «Да заткнись ты, она же слушает».

Но Сесили ошибается. Мама полностью поглощена поисками чего-то важного в интернете.

В гостиной Сесили спрашивает:

– А собаку твою можно уже увидеть?

Раз уж Брента увидеть ей не судьба, можно довольствоваться хотя бы собакой.

Петуния в моей комнате. Стоит мне появиться на пороге, как она вскакивает, бежит ко мне, начинает лизать лицо. Брент выводит ее на улицу, пока я в школе, но каждый раз, когда я прихожу домой, она ведет себя так, словно с тех пор, как она видела человеческое существо, прошло как минимум миллион лет.

– Успокойся, малышка. – Я глажу ее, но утихомирить собаку не получается. – Пойдем познакомимся с новыми подружками. – Я несу ее извивающееся тельце на первый этаж. Когда я ставлю ее на пол, Петуния тут же уносится в гостиную на такой скорости, что поскальзывается на деревянном полу и впечатывается мордой в диван. Она отпрыгивает назад в изрядном изумлении, но быстро приходит в себя и начинает всем улыбаться, словно говоря: «Я в порядке! Давай играть!»

Сесили и Бринн синхронно поднимают брови.

– Знаю, знаю, она немного чокнутая. Я теперь называю ее Туней, какая из нее Петуния.

– Просто для ясности уточню, – говорит Бринн, – ее морда была такой вдавленной до того, как она влетела в диван, так?

Петуния в восторге от этой шутки. Она пытается запрыгнуть на диван, чтобы быть поближе к моим подружкам, но для этого ей не хватает роста, и мопс плюхается на пол.

– Бедняжка! – восклицает Сесили и поднимает Петунию на диван.

– Нет, не делай этого! – Мама видела? Фух. Все еще смотрит в экран компьютера. – Туне нельзя залезать на мягкую мебель, – шепчу я. – Мама меня убьет. А потом, возможно, и ее.

Сесили садится на пол, чтобы погладить Петунию. Туне такое внимание очень нравится, она начинает тявкать и лизать лицо Сесили. Лаять и лизаться ей тоже никто не разрешал, но мы еще только изучаем правила хорошего тона.

После того как тема знакомства с моей собакой утрачивает свежесть и новизну, мы втроем переходим к обычным разговорам после финального матча. Мы болтаем о школе, о людях, которые в ней учатся, о том, что каждая из нас собирается делать после выпускного. Бринн загружает видео на свой канал, Сесили салфетками стирает с лица временные татуировки со слоганами. Через несколько минут нас затягивает разговор о том, где прикольнее было бы жить – во Франции или в Италии, когда я слышу голос мамы: «Вот дерьмо».

И через секунду срабатывает пожарная сигнализация. Уэ-э-эу! Уэ-э-эу! Уэ-э-эу!

Я зажимаю уши ладонями. Петуния начинает выть, но это такой особый вой мопса, скорее напоминающий протяжный напряженный «чааарп», который почти так же сильно раздражает, как сигнализация. Мы бежим в кухню, но натыкаемся на стену дыма. У меня дерет горло. Я размахиваю руками, и сигнализация снова атакует мои уши. Черт!

– Мам? Ты жива?

Мама размахивает перед носом прихваткой.

– Откройте окно! Откройте дверь!

– Я звоню в службу спасения! – Бринн выхватывает из кармана смартфон.

– Нет! Никакой службы спасения! – кричит мама. Ее ладони хаотично порхают, как пульверизатор «Крейзи Дейзи», на бешеной скорости разбрызгивающий воду по саду. Мы играли с таким в детстве. – Не хочу, чтобы соседи развели тут суету.

– Духовка горит, – говорит Сесили. – Разве не нужно что-то с этим сделать?

– Вообще-то я в курсе, что она горит, – огрызается мама.

Петуния растворяется в густом дыму, и я пытаюсь поймать ее в кухне. Моя лодыжка от этого не в восторге, я вынуждена снизить скорость. Мама открывает кран и вставляет насадку-брызгалку. Она направляет струю на открытый духовой шкаф, а попадает прямо мне в лицо.