Игра эта окончилась ничем. Но дружба их рухнула в результате. Раздраженные, исполненные взаимных обид, они разошлись… А чуть позже, в ту же ночь, Левка Жид нанюхался марафету[8] и зарубил топором „ссученного" бригадира из соседнего барака, – сорвал на нем свою злость…

После этого пути наши разошлись. Левку посадили во внутреннюю тюрьму и там он погиб. А всех нас разогнали по разным штрафнякам. Я попал в отдаленный, закрытого типа, строгорежимный лагерь № 36, расположенный за Полярным кругом, на реке Курейке. Ивана в моем этапе не было, и куда его угнали, я так и не смог узнать.

И вот теперь он появился в Очурах. И я удивился и искренне обрадовался ему.

Первые слова Жида были:

– Эй, Чума, ты как сюда затесался? Ведь ты же вроде бы завязал… Или передумал?

– Потом объясню, – сказал я, – ты сначала расскажи о себе.

– Так я, что ж… Освободился, как видишь!

– Освободился по звонку?[9]

– Нет, по амнистии.

– Ну, а в Одессу возвращаться не думаешь?

– Думаю… Но – потом. Спешить зачем? Здесь тоже интересно. Места здесь привольные, богатые, золотые!

– Горькое золото, – пробормотал я.

– Это ты о луке? – прищурился он. – Конечно… Но вниз по реке, в Енисейске, есть и настоящее, рыжье".[10] И какое! Золотишко там называют „Рыжий дьявол". Но если это и дьявол, то именно такой, с которым приятно подружиться… Я, например, стараюсь. – Он выпил, отдулся, понюхал корочку. – Да, стараюсь.

– Так ты разве там обитаешь? – удивился я.

– Ага. Я здесь случайно, проездом. – Он неопределенно пошевелил пальцами. – По разным делам…

Мы сидели на краю длинного стола, на самом углу. Тихо переговаривались, не спеша выпивали. А на другом краю – шумели ребята Ландыша. И сквозь гул голосов прорывался его пьяный развалистый басок:

– Этот Каин, дурак, он что делал? Очурских спекулянтов не трогал, а шерстил магазины, склады. Живые гроши прямо под ногами у него валялись – он их не брал. И мне мешал… Как собака на сене: сама не ест и другим не дает.

Тема эта заинтересовала меня. Я прислушался. Ландыш говорил о Каине, как о сопернике… И он чем-то явно хвастал, его несло.

– Все время мешал! Тут раньше что было? Мужики из-за его налетов боялись ночами ездить по тайге… А если и собирались в дорогу, так группами человек по десять… Но потом он все-таки ушел, дорога расчистилась. И вот результат: сто шестьдесят восемь кусков[11] чистоганом. А? Каково? Сто шестьдесят восемь!.. И главное, это не государственные, не казенные гроши, а спекулянтские. Кто их всерьез будет искать? Они же – тайные…

И я мгновенно напрягся, услышав фразу о „расчищенной дороге"… Ведь буквально то же самое и не так давно говорил мне старший лейтенант милиции Хижняк.

Мне припомнился весь наш тогдашний разговор; о нравах таежных жиганов, о секретной агентуре Хижняка. И о каком-то таинственном типе, который устраняет своих соперников, выдавая их властям, и таким образом „расчищает себе дорогу". Я все подробно вспомнил! И с глаз моих как бы спала пелена…

А Ландыш продолжал разглагольствовать. И кто-то из ребят перебил его, смеясь:

– Действительно – фрайера! Олени! С такими грошами в тайгу поперлись. Да я бы сам не рискнул.

– А куда бы они их дели? – ответил Ландыш. – В сберкассу ведь не отдашь, там сразу заинтересуются… Они же не артисты Большого театра, а простые мужички! Да еще из самого нищего колхоза… Нет, у них только один шанс и есть – зарывать гроши в землю. Ну, а где же зарывать, как не дома?

И сейчас же другой голос сказал:

– Ты говоришь: дорога расчистилась. Но мы ее уже загадили. После этой истории мужики снова уйдут в камыш…

– Ничего. Мне один из клиентов – Салов – перед смертью рассказал, где его миллиончик припрятан. Покаялся, сукин сын, исповедался. И этим делом мы позже займемся. Вплотную! Пусть только шум слегка поутихнет…