– Вот что, разбойник: – отец по-прежнему не давал Тоналю забыть о его пиротехнических грехах. После случая на пустыре словечко «разбойник» применительно к сыну навсегда вошло в его лексикон. Хотя в последнее время отец называл его так больше в шутку: Тональ давно перестал обижаться. – Хватит бездельничать: будешь развозить заказы.

Сын не возражал. Доставил один заказ, второй, а третий, – его нужно было отнести в дом через дорогу, – наотрез отказался:

– Отец, я туда не пойду: – заявил он.

– Придется, сын, – отчеканил господин Эуа тоном, не допускающим возражений.

– Ну, пожалуйста!

– Если не пойдешь, об автобусе можешь забыть. Тем более, ты знаешь, как я отношусь к твоим волосатым приятелям.

Через несколько дней Тональ с друзьями должен был ехать в столицу на концерт электроансамбля «Спаржа восприятия». Поездка полностью зависела от микроавтобуса господина Эуа. Подводить друзей не хотелось и Тональ, пересилив себя, уступил. К тому же если он хотел и дальше считать себя никан-тлака, то должен был научиться смотреть в глаза собственным страхам.

– П-привет, – пробормотал юноша, когда застекленная дверь террасы распахнулась и Темакуити со своим рыжим Шолотлем на руках вышла на порог. Со дня злополучной встречи на пустыре она сильно похорошела. Тональ не мог этого не заметить. – А т-твоя ба-бабушка г-где?

– Уехала в гости к родственникам, – отозвалась Темакуити с улыбкой.

Видя, что девчонка, перед которой ему так долго было стыдно, не собирается обрушивать на него громы и молнии, Тональ немного осмелел. Тоже улыбнулся и брякнул невпопад:

– Х-хочешь, научу тебя играть на флейте?

– Давай.

Так они и подружились. Тональ часто стал бывать у Темакуити с заказами из лавки отца. Молодые люди с удивлением узнали, что у них одна и та же любимая книга: «Изгнание богов» Аматля и что оба терпеть не могут тамале6 с пчелиным воском и саранчой. Они часто беседовали о музыке: у Тональцинтли теперь было много записей модных электроансамблей. Говорили и о никан-тлака:

– Вся их жизнь – это особенная мудрость во всем, даже в самых простых вещах, – рассуждал юноша. – Это п-полная свобода, о к-которой мы со своей цивилизацией даже и не слышали. Когда-то давным-давно мы выбрали к-каменные города, а они – свободу. И как думаешь, чей выбор правильный?

Темакуити слушала, а про себя посмеивалась: «глупый, да что ты знаешь о свободе, если никогда в мире Сна не был?»

О снах они не говорили. Темакуити казалось, что, начав откровенничать с Тоналем, она предаст Каполи. Первое время Тональ, конечно, интересовался, как Темакуити помогает людям во сне, но та неизменно отвечала:

– Это трудно объяснить, если сам не видел…

Занимаясь целительством, рыжая ведьма не забывала и о Мальчике-шамане, вместе с Читцин из года в год, отражая его атаки.

«Вот только был ли он, этот мальчик?» – чем взрослее она становилась, тем больше начинала сомневаться, что ритуал с пластинкой на самом деле спасает мир от зла. Может, бабуля Читцин выдумала для маленькой Темакуити эту страшную сказку на ночь, а потом сама же и поверила? Возможно. Но как же тогда сумерки средь бела дня? А электрический гул? Разве они не настоящие? Но Темакуити могла убедить себя в их реальности еще в детстве, поверив в Мальчика-шамана. Ведь если сильно верить – можно заставить себя видеть что угодно.

Как-то она достала из книжного шкафа в бабушкиной комнате толстый том в потертом переплете темно-коричневой кожи. Он назывался: «Пространное описание мира Сна, предпринятое женщиной-змеею Сиуакоатлем». Книги в бабушкином шкафу стояли тремя рядами. Не удивительно, что «Пространное описание» из последнего ряда до этого ни разу не попалось Темакуити на глаза. Оно было напечатано два с половиной цикла назад. Как требовали старинные правила, текст в книге был параллельным: слева – непонятные глифы, справа – привычное новое письмо. Страницы с гравюрами в стиле эпохи древних богов пожелтели от времени, а закладкой служил старый черно-белый снимок.