Рыжая коса Сергей Большаков

Весна непременно раскрашена яркими сочными красками. Жизнь всюду, от макушки до корней, берёт своё. Небо, словно очищаясь от зимней серости, наполняется радостным светом, красками любви и чистоты. Солнце, взирая на эту вдохновляющую красоту, не желает оставаться в стороне от пробуждения, согревает поля, деревья, травы, каждый предмет и, конечно, воду, пребывающую в извечном движении. Ручейки соединяются в ручьи, канавы, наполняясь водой, подпитывают озерки, речки, запруды. Свет и тепло побуждают всё живое к действию, предписанному свыше. Прошла пора березового сока, лопнули и развернулись в лист не только почки белоствольных красавиц, радующих глаз каждого русского человека, но и ароматные, липкие тополиные. Следом бросились в своеобразную погоню почки беспокойных ив, к ним присоединились не желающие отставать, набравшие силу клёны и неторопливые, знающие, что их время ещё впереди, липы. Пчёлы давно покинули свои зимовья, ещё по первому робкому теплу совершив разведовательно-очистительный облёт, и, не откладывая дела на потом, приступили к сбору перги и прополиса. У трудолюбивых насекомых каждый час на учёте, и всегда находятся важные первоочередные дела. Жизнь дружно поднимает голову, расправляет клеточки, словно крылья, в каждом организме, в каждом звуке. Уже вдохновенно запели звонкоголосые весёлые птахи, озорно качаясь на гибких ветвях кустов, прижавшихся к межевому ручью, народом называемому без дополнительных уточнений – Межа. Сказали «Межа» – значит, имеют в виду выкопанную в давние времена канаву, первоначально обозначавшую границу села и принадлежавшей церкви земли. Помимо межевого разграничения, канава выполняла мелиоративную функцию, вбирая в себя излишки влаги с ближних полей и лугов, а также пополняла водой старинный барский водоём, именуемый Банным прудом. В том пруду жители села стирали и полоскали бельё, с удовольствием купались в его мягкой воде, очищались сами и приводили к чистоте домашних животных. Ещё Межа по весне служила транспортной артерией для речных и прудовых рыб, которых вечный закон жизни приводил в движение, заставлял искать и осваивать новые пространства. Первыми по талой воде из реки поднимались нетерпеливые щуки, затем устремлялась к пруду разная серебристочешуйчатая мелочёвка, вроде плотвы и уклеек. Последними приходили в себя осторожные карасики. Им тоже хотелось заглянуть за пределы ограничивающего возможности водоёма, чтобы мир посмотреть и себя показать. Куда только не заносило весенней порой бестолковую рыбёшку. Например, в небольшой яме, вымытой в земле сточной водой, вытекающей из пруда через отводную трубу, проложенную под насыпью дороги, с первым устойчивым теплом собиралась удивительная рыбья разносортица, отличавшаяся не только внешним видом, но и повадками. Преобладали в этом скромном водоёме беспокойные серебристобокие уклейки и их родственницы – маленькие красноглазые плотвички. По привычке старались зарыться в мягкий намывной песок осторожные мальки карасей, чьи золотистые бока предательски блестели, отражая солнечный свет. Каждая рыбка занималась здесь своим делом, преследуя какую-то важную для себя цель. Неспешные размеренные движения рыбьего молодняка гармонировали с колебаниями причудливого вида водорослей, напоминающих видом своим тропические пальмы и лианы. До поры всё соответствовало спокойствию подводного мира. Вдруг стайки рыбок взволнованно разбежалась по укромным местам, словно не они только что резвились на быстром течении свободного от растений мелководья. Через мгновение стало ясно, что причиной беспокойства мальков стал притаившийся в водорослях небольшой, ещё не утративший первородной зелени щурёнок. Чем он испугал беспечно резвящуюся рыбью молодь, непонятно. Может быть, неопытный хищник слишком рано рассекретился, а возможно, сделал недвусмысленное движение в сторону потенциальных жертв. Так или иначе, скоро всё вернулось в прежнее состояние. Но развязка охоты была лишь отложена на какое-то время. Вот щурёнок вновь безучастно застыл на месте, словно кодируя жертвы: «Я обычный мёртвый сучок старого сухого дерева. Не бойтесь меня!». Рыбки, казалось, верили в свою безопасность, беспечно перемещались против течения как раз в сторону хищника. Бросок «охотника» за жертвой был так стремителен, что не всякий человеческий глаз мог его заметить. Зато любому были отчётливо видны последствия броска – серебристые чешуйки, медленно кружась, опускались на дно. Хищник же желал продолжить удачную охоту. Мгновение – и следом за серебристой чешуёй на дно стала оседать «позолота» угодившего в острые зубы, потерявшего бдительность карасика.

Наблюдавший за происходящим молодой человек с выбивающимися из-под незамысловатого головного убора прядями огненно-рыжих волос, одетый в просторную длиннополую одежду невесёлого, будничного цвета, повернулся в противоположную заходящему солнцу сторону и, мелко шевеля губами, перекрестился, подумав: «Жизнь такая штука, все под Богом ходим – и уклейка, и карасики, и человек. Никто смерти не ищет, но и не знает наперёд, где встретится с ней. Господи, Господи, спаси и сохрани раба твоего грешного Никодима». Прочитав молитву и осенив себя повторно крестным знамением, юноша твёрдой походкой направился в сторону родного села, где значился в храме псаломщиком, дополнительно исполняя обязанности звонаря. Его предки тоже всегда держались храма. Там и прокормишься, и оденешься, и грамоту постигнешь. С любой стороны посмотреть – польза! Особенно нашему герою нравилось последнее – грамота. С детства тянулся Никодим ко всему, что расширяло его познания. Тянулся, как растение к свету и теплу. Помогавший постигать науку сосед-священник так и напутствовал:

– Ученье – свет, а знания – тепло! Не ленись, и откроются тебе дивные горизонты знаний.

– А ты зришь их? – спрашивал ученик.

Священник, улыбаясь, отвечал:

– Мои познания ничтожны. Если записать их буквами, уместятся в одну книгу, край – в две. Тебе, при твоей сноровистости и способностях, сие будет недостаточным. Ты должен выйти за пределы моих горизонтов, ибо плох тот учитель, ученики которого не превзойдут его. Я так мыслю!

И Никодим старательно впитывал в себя знания, не только черпая их из тех немногих книг, которые были ему доступны, но и из общения с людьми, для чего выходил в базарные дни на площадь, к торговым рядам, где слушал, слушал, слушал… Слушал, даже если обвиняли его в напрасном вороватом любопытстве и гнали прочь. Иногда ему удавалось уловить воистину интересное. Так, он узнал, что всего в нескольких верстах от их села в непроглядном прошлом была битва русского войска с полчищами каких-то степняков и ту битву русские проиграли, после чего несколько столетий Русь платила завоевателям дань, а басурмане были хозяевами нашей земли. В ту пору даже князья склоняли головы и становились на колени перед посланниками Великого хана, который решал, кто из местных князей достоин более других править Русской землёй. Тяжёлые были времена. Удалось услышать и о погибшем в той битве владимирском князе Юрии Всеволодовиче. Тогда-то и родилась в голове парня идея непременно посетить Божонку, пообщаться с тамошним народом, расспросить, узнать, понять, чтобы иметь ясное представление о тех далёких временах. Пока же Никодим интересовался, что знает о битве его наставник. Тот был не очень словоохотлив, подтвердил, что битва, действительно, была на Сити у Божонки и что русское войско было разгромлено в жестоком сражении. Сказал он, что Никодиму желательно встретиться со священником храма того села, который несомненно знает много больше о том давнем времени и может поделиться с Никодимом имеющимися знаниями, а он со своей стороны может поспособствовать встрече, если ученику сей вопрос действительно важен и интересен. Решили, что Никодим отправится в Божонку один, а наставник напишет сопроводительное послание, в котором изложит основные вопросы и суть интереса его ученика. Оставалось дождаться зимы, чтобы установился прочный санный путь и дорога в Божонку стала наиболее доступна.

Отрок терпеливо ждал, а чтобы не терять время напрасно, донимал расспросами домашних. Мало знают они о битве? То – не беда. Пусть рассказывают о предках, ведь неспроста в селе их кличут Знаевы. Значит, должны дед и бабушка знать нечто такое, что покажется важным для их любознательного внука. И он не ошибся в своих ожиданиях. Дед повёл свой рассказ издалека, начав близко от времени битвы. Говорил о том, что его предки хранили память о родоначальнике Знае, прозванном так за широту своих познаний. Помимо просвещённости Знай выделялся огненной шевелюрой. Именно от него и пошли рыжеволосые Знаи. Самым причудливым цветом волос природа наделила женщин рода. Их шевелюру нельзя было спутать ни с какой другой. Позже, когда простые русские люди обзавелись фамилиями, народное творчество создало что-то вроде местной шутки-присказки: «Если ищешь рыжих девок, обращайся к Знаевым!» И почитатели рыжего, практически медно-красного цвета волос, дополнительно обожающие белоснежную кожу, украшенную щедрой рябью веснушек, сватались к любвеобильным рыжим девушкам. Дед рассказал, что одна из огненноволосых красавиц их рода оказалась в числе пленниц монгольского войска. Дальнейшая судьба той пленницы – Огнёвки – была неизвестна. Как ни хотелось Никодиму узнать больше о своих предках, дед ничего припомнить не смог, только пообещал покопаться на досуге в памяти и, ежели что там всплывёт, поделиться, раз внуку интересны дела давно минувших дней.