– Простите?

Даша молчала.

– Продолжайте, я слушаю вас. – Луиза вновь вернулась к рисунку, но движение рук стало чуть медленнее, настороженнее. – Вы, наверное, не знаете с чего начать? Давайте попробуем с формы лица.

Но Даша продолжала неподвижно смотреть на середину стола.

– Мадемуазель Быстрова, – художница постучала кончиком карандаша, привлекая внимание. – Почему вы молчите?

Прикрыв ладонью глаза, Даша сжалась.

…Нужно быть законченной идиоткой, чтобы просить описать разрез глаз у человека, находящегося на расстоянии трехсот метров. Не говоря уже о цвете волос, скрытых шапкой. Проблема в том, что на идиотку эта красотка совсем не похожа. Тогда зачем задает столь бессмысленные вопросы?..

Догадаться не трудно – она пытается подловить ее на мелочах и уличить во лжи. Из чего следует, что полиция ей не верит. Но почему?!

Потому, что она соврала при первой встрече. Раз соврала, значит что-то скрывает. И, возможно, теперь они всерьез полагают, что она обеспечивает кому-то алиби, или того лучше – сама является убийцей. Отличная мысль. Для местной полиции, разумеется. Есть труп, есть свидетель, который дает путанные показания, так почему бы не обвинить свидетеля в убийстве? Местные волки сыты, а если пропадет одна заезжая овца, то кого это огорчит?

К чувству голода постепенно примешивался страх: если полиция и впрямь вознамерилась назначить ее на роль главного подозреваемого, то плохи дела. Еще чуть-чуть и ее законопатят в Бастилию. Хотя ту, кажется, пару веков назад снесли.

В бессильной ярости Даша скрежетала зубами.

«Ну, инспектор, ну гад! Еще и помощницу свою подослал. Наверное, надеялся, что женщина женщину быстрее разговорит. Но не на ту напали, мы еще посмотрим, кто кого…

Опустив руку, она медленно покачала головой.

– Простите, но я ничего не могу больше вам рассказать. – В честных глазах цвета спелого ореха не было ничего кроме крайнего огорчения. – Все что я помню – это ярко-желтый комбинезон.

Мадемуазель Дени стоило немалых усилий оставаться невозмутимой.

– Может, все-таки попытаетесь?

– Нет, – Даша порывисто встала. – Расстояние было слишком большим, чтобы с уверенностью что-либо утверждать. Жаль, что вы зря приехали и потратили столько времени. Я ничем не смогу помочь. Извините.

– Но вы же хотели что-то рассказать! – продолжала настаивать девица. – Я видела по вашим глазам…

– Да, мне тоже сначала так показалось. Но как только я попыталась восстановить ту сцену, сразу же поняла, что на самом деле ничего не помню. Просто две фигуры на белом снегу и все.

– Одну минутку, – художница положила ей руку на запястье, предлагая вернуться на место: – Главное, не волнуйтесь, я помогу вам все вспомнить. Ведь это моя профессия.

Даша в этом и не сомневалась. Как и в том, что полиция, вместо того чтобы искать настоящего преступника, если тот конечно существует, ищет крайнего.

– Простите, но я все еще неважно себя чувствую. Мне надо прилечь.

С большой неохотой девица отпустила ее руку. Лицо при этом приняло весьма неприятное выражение.

– Не смею настаивать. Но когда мы сможем встретиться?

«В следующей жизни».

– Не знаю. Не хотела зря отвлекать вас от работы.

– Что вы, что вы! Это и есть моя работа. Я и мой шеф…

«Да провались ты пропадом вместе со своей работой и шефом!»

– Как только почувствую себя лучше, сразу же вам перезвоню, – твердо произнесла Даша.

– Так, значит, это будет не сегодня? – художница все еще надеялась ее удержать.

– Нет. Совершенно точно не сегодня. Как вы понимаете, до вечера я вряд ли успею выздороветь.

И, стараясь больше не давать повода к продолжению диалога, сделала прощальный жест: