– Да хоть в валенках на босу ногу! Неужто я эту еврейскую рожу не узнаю? У меня профессиональная память.

Бронштейн моментально перестал стенать и приподнял кустистые брови

– Я попросил бы, – он поправил очки. – Кукумбаев не еврей. Он, с вашего позволения, татарин.

Костюмер театрально закатила глаза.

– Я вас умоляю! Как будто татары не бывают евреями.

Фима Бронштейн принял озадаченный вид:

– Как татарин может статься евреем?

Женщина лишь раздраженно отмахнулась.

– Бросьте эту вашу агитацию. Евреем может быть всякий. Если повезет, конечно.

Национальный конфликт накрыло напористое контральто:

– Хватит! Мы должны найти этого гада. Немедленно.

Взгляды тут же переместились на Эльвиру Балык.

– Где? В океане?

– Почему в океане, – концом мохерового шарфа певица прикрыла могучую декольтированную грудь. – На суше. Отловим его и пусть решает вопрос с документами. Или возвращает деньги. С процентами, разумеется.

Председатель кооператива, потрясенный не меньше, если не больше остальных, тем не менее принялся возражать:

– И как мы его поймаем? Неводом? Он не для того тонул, чтобы нам что-то возвращать.

– Припугнем его разоблачением, – Кира едва сдерживала эмоции. На бледном лице вспыхнул лихорадочный румянец, в заплаканных глазах билась надежда. – Леопольд Григорьевич, но ведь это наш шанс! Или пусть отдаст документы, или мы его сдадим полиции.

– Кольцова, ты от горя помешалась, – пылкую речь оборвал народник Кокорев, главный специалист по обломам. – Нам этот документ, как дырка в голове. Неужели ты еще не поняла? Поселок все равно снесут.

– Не снесут!

– Хочешь поспорить? Очевидно, что это место кто-то себе присмотрел. Нас по любому отсюда вынесут.

– И что теперь? Опустить руки? Не бороться? – Кира едва не рыдала.

– Ну почему же, – на лице Балыка появилась нехорошая улыбочка. – Теперь у нас как раз появилась надежда.

Все дружно повернулись к прорабу.

– Что вы имеете в виду? – всхлипнула балерина.

– Теперь мы знаем, что Кукумбаев жив.

– И что с того? – рассмеялся Кокорев. – Он прям сразу испугается и отдаст нам все документы.

– Да пусть хоть подавится ими. Судя по кадрам, он совсем небеден. Пусть вернет деньги и мы довольные разойдемся.

На веранде повисла тишина.

Фима наконец оторвал взор от земли. Однако, особого оптимизма в его глазах по-прежнему не наблюдалось.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что если Кукумбаев не решит наш вопрос – с помощью документов, взятки, нам по барабану – то пусть возмещает материальный урон. И еще посчитаем сколько с него можно содрать за моральные страдания.

– Какие моральные страдания, – апатично возразил Токорев, точная копия Кокорева, но из балетных, поэтому чуть более сдержанный, – Я и в материальной-то компенсации сомневаюсь.

– Почему?

– Ты представляешь о какой сумме идет речь? У него элементарно может столько не быть.

– Ну что-то у него точно есть, – Эльвира решила поддержать мужа и ткнула в сторону экрана длинным ногтем, – Глянь, как волну ловит. Зубы скалит. Голодным он точно не выглядит.

– И нищим тоже, – поддакнул кто-то из духовиков.

– Но для начала необходимо выбить из него документы, – Кира продолжала настаивать на своем. Ей было даже страшно представить, что ее домик снесут. – Уверена, что он сохранил все бумаги. И если мы припугнем его полицией, он нам их точно отдаст.

При слове «бумаги» Фима Бронштейн неожиданно оживился.

– В самом деле, почему бы не попробовать, – произнес он. – Берем бумаги, Кукумбаева и летим в Гаагу.

– Почему в Гаагу? – Балык вскинул густые черные ресницы.

Идея с шантажом и материальной компенсацией ему нравилась больше.