– Не кажется ли вам, что это недостойно, для писателя, в вашей власти сделать мир лучше.

– А Вам не кажется, что Вы много на себя берёте, занимаясь распределение вины?

– Нет, – ответ короткий и безапелляционный.

Воздух вокруг стола сгустился.

– Знаете, на кого Вы сейчас похожи, Елизавета? – мне чуть надоело сидеть в глухой обороне, хотелось как можно скорее прекратить этот разговор. – Я как-то в одной из социальных сетей наткнулся на статью про новые инвалидные коляски, которые можно было бы интегрировать в одноместный автомобиль для людей с ограниченными возможностями. И первым комментарием под этой статьей какой-то мужик написал: «Вот, во что деньги надо вкладывать, а не в новый IPhone!». Это невыдуманный пример. Вы сейчас обвиняете в том, что у нас дерьмовые коляски тех, кто делает телефоны, а я на это снова отвечаю – не мои проблемы. Более того, будь у меня возможность сказать только одну вещь всем людям на свете, я бы не стал заниматься пропагандой, а сказал бы, что-то вроде «не живите скучной жизнью, делайте только то, что хочется».

– Пример про коляски довольно красочный, спасибо, думаю, наши читатели оценят, – она не теряла самообладания, – но, допустим, Вы смогли это сделать, смогли достучаться, и Вас услышали, и раз уж мы фантазируем, давайте представим, что Вас не только услышали, но ещё и решили последовать данному совету. Как думаете, что случится?

– Многие люди решатся, наконец, на поступки, на которые они не могли найти сил. Уволиться с нелюбимой работы, сунуть в морду начальнику, заняться собой, развестись, наконец выставить из дома сына-пьяницу иждивенца. Институт семьи и брака в этом случае больше всего пострадает, конечно, уж слишком многое в нём держится на какой-то условной морали. Много интересного и не очень хорошего произойдёт. Люди впервые услышат о себе то, что о них думают на самом деле. Зато больше никто не будет вправе обвинить другого в собственном несчастье.

– И Вы готовы взять на себя за всё это ответственность? И это я на себя много беру?

Я был на пределе, а потому заговорил совсем тихо.

– Я готов сказать это людям, а действовать или нет уже дело каждого, – Елизавета покачала головой. – Вы словно не слышите меня. Знаете выражение «смотреть со своей колокольни»? Каждый из нас часть своей жизни тратит на постройку этой самой колокольни, и мы видим мир ровно таким, какой открывается с её высоты. Кто-то тратит жизнь на то, чтобы сделать башню как можно более высокой. Есть те, кто украшает башню узорами. Но есть и третьи, которые, выстроив свою, начинают ходить в гости к соседям – так картина мира формируется более реалистично, именно те, кто ходит от башни к башне, способны понять, что их колокольня не даёт увидеть мир во всех красках. Остальные всю жизнь проводят в спорах о вещах, которые видят под разным углом. Как мы сейчас с Вами. Способность забраться на чужую башню есть способность к принятию, пониманию, назовите как угодно. Только Вы, хоть убейте, не желаете покидать свою вышку. Хотели услышать моё мнение относительно моего вклада в развитие неокрепших умов? Вы его получили! Я понимаю ответственность, но кладу хер на это, говоря себе громко по утрам перед зеркалом: «Не мои проблемы». К чему эти надменные нравоучения?

Елизавета лишь презрительно фыркнула.

– Как умело под безразличием Вы прячете трусость и нежелание ни за что отвечать в своей жизни.

Я сорвался, она победила.

– Бляяяя, если к Вашему возрасту я стану таким же упёртым, надеюсь, найдётся добрый человек, который меня застрелит.

Согласен, про возраст было низко, но иногда я забываю подумать, прежде чем сказать.