На молодых бойниках лица не было. Если Борть еще старался выглядеть невозмутимым, то Лузгу от протянутой ему стрелы с еще дымящейся кровью стало рвать. Никто, казалось, его слабости не заметил.

С некоторой оторопью Дарник вдруг осознал, что вместо простого ответа на оскорбление и освобождение своего раба он теперь завладел купеческой ладьей, полной товара. Впрочем, на его внешней невозмутимости это, как всегда, никак не отразилось.

Общими усилиями ладью развернули вниз по течению, Лисич и Борть отправились с лошадьми берегом, а остальные тронулись на ладье речным путем.

Дарник нет-нет да поглядывал на мертвого кормчего – вот он, его первый убитый. Только никакого особого волнения почему-то нет. Возможно, из чувства своей полной правоты. Немало поразила его и сама результативность стрельбы из лука, то, что они победили так играючи.

Когда приплыли к своему береговому стану, пара Лисича была уже там. Девушки встречали ладью слегка растерянными и скованными – как приветствовать мужчин, убивших много врагов, им было не очень понятно: ликовать или ахать при виде ран. А ран у победителей как раз и не было. Нашли выход, кинувшись обнимать Дарника и Селезня, отчего спасенный мальчишка даже растроганно расплакался.

Вообще все ощущали сильную неловкость – то, что на ратном поле выглядело бы как геройский подвиг, здесь, в лесной глуши, имело вид самой настоящей разбойной расправы. Холодный рассудок сохранялся, казалось, лишь у Быстряна.

– Что дальше будешь делать, орел? – спросил он у Дарника так, чтобы никто не слышал.

«Дальше» касалось не сегодня и не завтра, а совсем дальше, понял Дарник, но ничего не ответил. Он то и дело ловил на себе пытливые взгляды ватажников, желавших понять, как чувствует себя он сам. Чувствовал скверно, но никому об этом знать не следовало.

Отдав распоряжение копать для убитых общую могилу, Рыбья Кровь занялся осмотром добычи. Помимо основных товаров на ладье находилось множество дорогих вещиц, назначения которых юный бежечанин просто не знал. Среди трофейного оружия он с радостью обнаружил новый рычажный арбалет, а также странные парные мечи – большой и малый, с узкими лезвиями и выдвинутым вперед из перекрестия стальным зубом-ловушкой.

В вещах Стерха обнаружилась еще и шкатулка с серебряными и золотыми монетами, при виде которых у охотников алчно заблестели глаза. Чтобы охладить их пыл, Дарник нарочно обвязал шкатулку веревкой с замысловатыми узлами и сунул на прежнее место.

– Что будем делать с ними? – спросил Кривонос, указывая на тяжелораненых, возле которых суетились Черна с Зорькой.

Положение утыканного стрелами верзилы телохранителя, гребца, раненного в живот, и купца с оставшимся наконечником стрелы в глубине рта выглядело безнадежным. Проще всего их было прикончить, но ватажники и без того были пресыщены кровью, да и перевозка их на ладье была не в тягость.

– Берем их с собой.

– Ты хочешь плыть на ладье? – удивился Кривонос. – Лучше разделить добычу, а ладью сжечь.

– Я подумаю и решу, – ответил Дарник.

Пока копали могилу, умер раненный в живот гребец. Когда трупы всех четырех убитых были сожжены, Дарник обратился к пленникам с речью:

– Ваш купец поступил со мной нечестно, вы все были этому свидетелями. Посмотрите теперь на него, не моя стрела в него попала, а чья-то другая, но он все равно умирает мучительной смертью. Никто из вас не возразил, когда вы забирали моего человека, и теперь четверо из вас уже отправились к своим предкам. Справедливо я сделал или нет, решать вам. Сейчас мы отправляемся в путь. Кто не хочет следовать с нами, может идти своей дорогой, получит лошадей, еду, по пять дирхемов и тихую мирную жизнь. Кто пойдет с нами, будет нашим товарищем, получит ратную славу и богатство.